Колин Маккалоу: Тим

Каждый день, неизбежно, все они шли в паб. В этом гудящем, похожем на отхожее место помещении они могли расслабиться, закинув ногу на ограждение в баре, держа в руке большущую, наполненную до краев кружку пива, болтая с товарищами по работе и приятелями и слегка флиртуя с грубоватыми барменшами. Возвращение домой переносило их совсем в другой мир, где мелочные семейные заботы окружали их плотным кольцом.

В это утро, когда они уселись на перекур, в их настроении чувствовалось какое-то напряженное ожидание. Мик Девин и его дружок Билл Несмит сидели рядом, прислонившись спинами к забору. Кружки стояли у их ног, а на коленях лежала еда. Гарри Маркхэм и Джим Ирвин расположились напротив, а Тим Мелвил занял место ближе всего к кухонной двери дома старушенции, чтобы, если попросят сбегать и принести или унести, что кому понадобится. Как младший в бригаде он был у всех на посылках.

В документах его должность называлась «строительный чернорабочий», и в этой должности он проработал у Гарри десять из своих двадцати пяти лет, так и не получив повышения.

— Эй, Тим, с чем это у тебя сэндвичи сегодня? — спросил Мик, подмигивая остальным.

— Как всегда, Мик, с джемом, — ответил Тим, протягивая ему неровно отрезанный ломоть с толстым слоем янтарного джема, стекающего по краям.

— И какой это джем? — настаивал Мик, осматривая свой сэндвич неодобрительно.

— Да абрикосовый, я думаю.

— Хочешь махнемся? У меня сосиски.

Лицо Тима вспыхнуло от удовольствия:

— Сосиски? О, я люблю сэндвичи с сосисками. Я согласен!

Обмен был произведен. Мик запустил зубы в сэндвич с абрикосовым джемом, а Тим, не замечая ухмыляющихся вокруг лиц, в несколько укусов расправился с сэндвичем с сосиской. Он приготовился доесть последний кусок, когда Мик, трясясь от сдавленного смеха, схватил его за запястье.

Голубые глаза вопросительно и беспомощно по-детски взглянули на Мика, в них показался страх.

— В чем дело, Мик? — спросил он.

— Этой чертовой сосиски и не видно было, приятель. Или ты так быстро проглотил, что и не заметил?

Крохотная морщинка с левой стороны опять появилась, когда Тим закрыл рот и посмотрел на Мика, предчувствуя неладное.

— Все в порядке, Мик, — сказал он медленно. — Вкус был немного странный, но все в порядке.

Мик покатился со смеху и за ним все остальные начали корчиться от смеха, слезы текли по щекам, руки хлопали по бедрам, рты хватали воздух.

— Ой, Тим, ну ты даешь! Гарри думает, что ты стоишь шестьдесят центов на доллар. А я говорил — не больше, чем десять и вижу, что был прав. Больше десяти центов на доллар за тебя не дать.

— В чем дело, — спросил Тим, ничего не понимая. — Что я сделал? Я знаю, что на целый доллар я не потяну, честно, Мик!

— Если в твоем сэндвиче была не сосиска, Тим, так что же там было? — со смехом спросил Мик.

— Ну, не знаю. — Тим сдвинул от напряжения свои золотистые брови. — Не знаю. Вкус какой-то другой.

— Ну так рассмотри хорошенько остатний кусочек!

Красивые руки Тима начали неловко возиться с кусочком сэндвича.

— Понюхай! — приказал Мик, оглядываясь и вытирая слезы тыльной стороной ладони.

Тим поднес кусочек к носу, ноздри его вздрагивали, затем опять положил хлеб и сидел в полном недоумении.

— Я не знаю, что это, — сказал он трогательно.

— Это экскремент, дурная ты голова! — ответил Мик с отвращением. — Ну ты и дурак! До сих пор не знаешь что это, хоть и понюхал?

— Экскремент? — повторил Тим, уставившись на Мика. — Что значит «экскремент», Мик?

Все повалились от нового приступа смеха, а Тим сидел и держал в пальцах остатки сэндвича, терпеливо ожидая, когда кончат смеяться и ответят ему.

— Экскремент, Тим мой мальчик, это большой жирный кусок говна! — провыл Мик.

Тим задрожал, глотнул, в ужасе отбросил хлеб и сжавшись сидел, ломая руки. Все быстро отодвинулись в сторону, думая, что его вырвет, но его не вырвало. Он просто сидел и смотрел на них, пораженный горем.

Это случилось опять. Он опять насмешил всех, сделав что-то глупое, но он не знал, что это и почему это смешно. Его отец говорил ему, что он должен быть всегда начеку. Он не был начеку, он просто с удовольствием ел сосиску, которая была вовсе не сосиской. Они говорят «кусок говна», но откуда ему знать, какого вкуса говно, если он никогда не ел его раньше? И что тут смешного? Он не понимал. Он так хотел понять, смеяться со всеми и понимать.

Его большие синие глаза наполнились слезами, лицо исказилось от горя и он начал громко, как ребенок, рыдать, ломая руки и стараясь отодвинуться от них подальше.