Скорее всего, в доме, расположенном напротив, живет какая-нибудь зануда, с мышиного цвета волосами и обгрызенными ногтями. Сидит день и ночь за учебниками, на свет не выходит. Увидев в своей комнате непрошеного гостя, она, наверняка, рухнет в обморок от переизбытка чувств. И это будет забавно.
Кровать, однако, в этой коморке была интересная, не обычный раскладной диван или убожество, свойственное стилю кантри с кованными железными спинками, а подиум, расположенный на возвышении. Дитрих удовлетворенно хмыкнул и, раскинув руки, рухнул на это великолепие. Жизнь налаживалась. У него была комната его мечты, мрачная и темная, у него была кровать мечты, даже дерево, о котором он раньше и мечтать не мог. Живя в городской квартире, он частенько думал о том, что хорошо бы отыскать где-нибудь дерево, на котором можно посидеть вечерами, но тогда ни о чем подобном и речи не шло, родители смотрели на сына с недоумением, словно он сказал величайшую глупость, и комментировать его высказывания отказывались. Теперь же у него было все.
Если бы ещё не эта дурацкая школа.
* * *
В соседнем доме царило оживление.
Его продали еще месяц назад. До этого дня новые жильцы так и не дали о себе знать, чем несказанно радовали Паркера. Он искренне верил, что жильцы в соседнем доме так и не появятся, и можно будет наслаждаться тишиной и спокойствием. Сейчас его счастье находилось под угрозой срыва. Нехорошее предчувствие нашло подтверждение уже в том, что Шанталь оживилась и начала прихорашиваться перед зеркалом, как делала всегда, желая расположить к себе новых людей. При этом по дому она могла ходить в очень «вдохновляющих» вещах: махровых халатах, застиранных майках и шортах, сделанных из бывших спортивных брюк. На лице маска из глины или кружочки огурца, а на голове тюрбан из полотенца или бигуди. В такие моменты Эшли считал за счастье, что ухажеры матери не видят её в повседневной жизни. У большинства из них случился бы культурный или некультурный шок.
Шанталь сидела перед туалетным столиком, внимательно рассматривая «тяжелую артиллерию» косметического фронта, а именно накладные ногти и ресницы со стразами. Думала, стоит ли тратить их сейчас или же подождать более подходящего случая. Несколько раз взяла и снова отложила их в сторону. Ей показалось, что она видела среди соседей мужчину, или даже двоих мужчин. Один, судя по всему, был ровесником её собственного сына, второй был старше, лет на двадцать. То есть, примерно ровесником самой Шанталь. Её богатое воображение нарисовало яркие картины семейной драмы, когда семья из отца и сына, оставшись без матери, решила переехать на новое место, начать жизнь заново. В этой постановке ей отводилась одна из главных ролей. Согласно сценарию мужчина должен был найти утешение в объятиях самой Шанталь, а мальчик получить в её лице новую, любящую и заботливую мать. О том, что и собственному ребенку ума дать не может, женщина не задумывалась, она надеялась на благоразумие Эшли, и, надо сказать, он частенько оправдывал её надежды. Был на порядок самостоятельнее своих сверстников, разве что навыками общения не очень владел и, если не желал идти на контакт с кем-то, то никто и заставить его не мог. Пусть хоть земля содрогнется, он ничего предпринимать не станет. Железное решение, которое принимается один раз и на всю жизнь.
Женщина в очередной раз потянулась к коробочке с накладными ресницами, решив, что все-таки стоит попытать счастья. Эшли, стоявший в дверях и наблюдавший за этим представлением, не удержался, коротко хохотнул и заявил решительно:
– Шанталь, не глупи. Там примерная семейка. Мама, папа, сын. Семья мечты. Ты туда не впишешься.
– Ты точно в этом уверен? – переспросила с надеждой в голосе.
– Ага, – согласно кивнул Паркер, разворачиваясь и покидая комнату матери.
Она крикнула ему что-то вослед, он не ответил, потому что не расслышал. Хотя, догадывался, что она в очередной раз вопрошает, почему он называет её по имени, а не «мамой». Почему он так делает, Эшли и сам сказать не мог. Наверное, все дело было в том, что он считал свою маму очень молодой. Ей не шло слово мама, оно её не украшало, смотрелось, как на корове седло. Паркер воспринимал её больше, как подругу. Да, именно, как подругу, с которой можно пооткровенничать, или наоборот послушать её откровения, временами что-то посоветовать, а временами заступиться. В их жизни был случай, когда Паркеру пришлось пустить в ход кулаки.
Читать дальше