Тильда Лоренс - Гадюки в сиропе или Научи меня любить

Аманда наблюдала за его действиями с усмешкой на губах, подошла ближе, присела на корточки и предложила:

– Давай помогу.

Он не успел возразить. Девушка подцепила ногтем шнурок и принялась распутывать узелок. На мгновение их пальцы соприкоснулись, и Дитрих поспешил отдернуть руку. Ему стало не по себе от простого прикосновения. Аманда, кажется, не заметила его действий, продолжая колдовать над вконец запутавшимися завязками.

Дитриха пленили не самые радужные мысли. Он вынес вердикт, что является невероятным идиотом, если он одного прикосновения умудряется едва ли не в экстаз впадать. С его былым неприятием к чувствам, ощущениям и переживаниям, свойственным влюбленности, было сложно поверить, что он сам становится заложником любовной чепухи. Во второй раз...

После того, как Люси не стало, он решил, что больше никого никогда не полюбит, а теперь, кажется, его решение пошло прахом. От него камня на камне не осталось. Дитрих смотрел на Аманду и никак не мог отвести взгляд.

Ленточка шнурка поддалась. Аманда издала победный клич.

– Вот. Все гениальное просто, – произнесла она, становясь в полный рост.

– Благодарю, – пробормотал Дитрих, все еще пребывавший в мире переживаний, умноженных на любовное томление.

– Да не за что, – небрежно бросила она, присаживаясь рядом с ним. – Тебя что-то беспокоит?

«Ты», – хотелось ответить ему.

Он размышлял над тем, какая сложная штука – жизнь. Вроде бы все просто, но стоит только открыть в себе потребности первооткрывателя, пытающегося постичь тайны мироздания, как появляется понимание: нет ничего простого. То, что просто – изобрели ленивые люди, которым не хватило упорства докопаться до истины.

– Нет, все в порядке, – ответил, противореча самому себе.

Над городом сгущалась темнота. Солнце уже спряталось за горизонтом, но на улицах было еще достаточно видно. Постепенно, то тут, то там начали зажигаться фонари. Запели свою незамысловатую песню сверчки, сменив на посту главных певцов – цикад, практически без перерыва напевавших свою мелодию. В соседнем доме включили телевизор. Он стоял в гостиной, недалеко от окна, был включен на большую громкость, потому Дитрих и Аманда услышали голос диктора. Шанталь после отъезда Эшли часто коротала дни в одиночестве, перед телевизором. Наверняка, скучала по сыну, но понимала, что он строит карьеру и не стоит мешать ему.

Иногда родительская любовь не знает границ. В определенные моменты родители готовы привязать отпрыска к себе, только бы он никуда не делся. Не выпал, как неразумный птенец из гнезда. Но рано или поздно все дети вырастают и улетают навстречу лучшей жизни.

Шанталь жалела, что Эшли практически не видел её любви. Она долгое время неправильно расставляла приоритеты, отдавая предпочтение своим кавалерам и пагубным привычкам. Но сейчас наиболее четко осознала, что у нее есть только Эшли, и именно им она должна дорожить. Перед отъездом он сказал, что все время, пока будет находиться в турне, будет думать о ней, никогда не забудет. И играть будет не только для зрителей в зале, но и для нее, хотя она не услышит.

Она расплакалась, и Паркер утешал Шанталь, как мог. Бережно стирал с её лица слезы и говорил, что все будет хорошо. Просил пожелать ему удачи, и она желала, старалась улыбаться. Ей сложно было отпустить его. Только сейчас она поняла, что Эшли совсем ещё ребенок. Да, он очень самостоятельный, и временами любого взрослого переплюнет в плане независимости, но... Но для нее он так и остался ребенком, которому она уделяла ничтожно мало времени.

Услышав от своего сына ободряющие слова, Шанталь поняла, что все это время он старательно носил маску недовольства жизнью, стремясь замаскировать свои истинные чувства. На самом деле, не было в его душе никакой ненависти, он сам её нагнетал, внушая себе мысль, что жизнь – жестокая игра, в которой выживает лишь сильнейший, и к участию в этой игре нужно готовиться.

Дитрих, провожавший Керри, стал тогда свидетелем трогательной сцены прощания. После он пытался понять, что заставило их с Эшли на первых порах враждовать? Что они делили? Ведь оба относились к школьной власти равнодушно, не имели желания стать объектами преклонения у местного контингента, и, тем не менее, столько времени выставляли друг друга на посмешище, словно других забот не было.

Вражда помогала им обоим держаться в тонусе, разбавлять унылые будни сильными чувствами, истинной ненавистью. Потом, когда у Дитриха появилась Люси, у Паркера – Керри, а вместе с девушками и желание заботиться о них, оба позабыли о былых недомолвках. Поняли, что выяснять отношения нет никакого смысла. Им и без дурацкой нервотрепки хорошо.