Тильда Лоренс - Гадюки в сиропе или Научи меня любить

Есть люди, после общения с коими хочется расцеловать весь мир. Есть и такие, после общения с которыми весь мир хочется уничтожить. Кристина относилась как раз ко второй категории. Невозможно было найти с ней общий язык, подход к ней обнаруживался только один: стать ковриком у нее под ногами. Всегда слушаться, не перечить, не пререкаться. Просто потерять себя. Действительно, стать человеком-тенью.

Вот и сейчас Дитриху отчаянно хотелось что-то сломать, разбить, стереть с лица земли, только бы успокоиться.

Он не стал устраивать скандал в кафе. Ушел. И это было правильно. Не потому, что он чего-то опасался, не потому, что было стыдно перед другими посетителями. Просто этот поступок сыграл в его пользу. Кристина, скорее всего, рассчитывала на бурную реакцию с его стороны, а вместо этого получила равнодушие. Это стало для нее самым страшным ударом. Хотела взбесить своего собеседника, да ничего не вышло. Осталось только сидеть и давиться собственной злобой. Рано или поздно она захлебнется собственным ядом. Останется в старости одинокой, никому не нужной ворчливой старухой. Ни дети к ней не придут, ни внуки, потому что рядом с ней плохо. Она не тот человек, в обществе которого хочется провести как можно больше времени. От нее хочется сбежать, как можно скорее. Пока не перешагнул границу дозволенного, не сорвался с поводка. Пока злоба не затопила сознание, а эмоции не одержали победу над разумом.

Дитрих безвольно сжал кулаки и тут же разжал.

Эта женщина уже сломала одну судьбу. Виртуозно, почти играючи. И теперь она взяла себе ребенка на воспитание. Хотелось верить, что приемная девочка не повторит судьбу Люси и все у нее сложится намного лучше, чем у предшественницы.

На смену мыслям о Кристине пришли мысли о Кайле. О том, что он так легко отказался от дочери. Второй ребенок оказался для него дороже. Люси никому из них не была нужна. Кристина не любила дочь, видя в ней отражение бывшего мужа. Кайл не любил дочь, по той простой причине, что она напоминала ему о бывшей жене. Замкнутый круг. Порочный. Его невозможно разорвать.

Зачем заводить ребенка, если знаешь, что он тебе не нужен? Или искренне веришь в чудо? Надеясь, что любовь проснется позже, семейные пары решаются на этот отчаянный шаг, а итогом становятся нелюбимые дети и сломанные судьбы.

– Загадочная штука – жизнь, – пробормотал Ланц.

– Он сломает тебе жизнь! Он – ничтожество.

– Не смей говорить о нем такое. Ты его совсем не знаешь.

– А ты? Ты знаешь? С чего ты решила, что он – принц на белом коне?

– Он заботится обо мне больше, чем ты.

– Как это? Обслюнявив тебе лицо? Прекрасная забота!

– Он поцеловал меня всего один раз.

– А на катке?

– На катке ничего не было. Ты пришла раньше, чем он позволил себе меня поцеловать.

– Я тебе не верю.

– Ты мне никогда не веришь.

– Потому что ты – лгунья!

– Когда я лгала?

– Постоянно.

– Приведи хотя бы один пример.

– Я не обязана перед тобой отчитываться!

– Тебе просто нечего сказать, мама.

– Даже, если так, то что?

– Ничего.

– Не разговаривай со мной в таком тоне.

– Хорошо.

Люси пожала плечами и отвернулась от матери, надеясь, что разговор дальше развиваться не будет. Она и так по горло сыта несправедливыми упреками. Рыдания подкатывали к горлу, но Лайтвуд держалась, не позволяя себе разрыдаться на глазах у матери. Хватит! Она так часто плачет от выпадов Кристины, что уже и слез не должно остаться. Однако наступает новый день, и снова мама находит причины, чтобы высказать ей свои претензии. Может, это просто стиль её жизни?

– Почему ты молчишь? – ворвался в её мысли голос матери.

– Ты сама сказала, не разговаривать с тобой.

– На повышенных тонах.

– А иначе у меня не получится.

– И всё из-за него?

– Нет.

– Лжешь!

– Отстань от меня! – не выдержала Люси, срываясь на крик. – Достала!

Она резко повернулась. Теперь взгляд матери не прожигал ей спину, они смотрели друг другу в глаза. Люси тяжело дышала, губы подрагивали. Руки вцепились в столешницу. Она и сама не поняла, в какой момент решилась откровенно дерзить матери. Раньше подобное поведение казалось ей недопустимым. Кто она, чтобы отвечать в подобной манере своей маме? У нее ничего нет. Она просто приживалка. Мать обеспечивает ей достойную жизнь, кормит, одевает, платит за все. Разумеется, ничего выдающегося в этом поступке нет, все родители так делают. Но далеко не все требуют в ответ полного подчинения. Люси старалась держать язык за зубами, лишний раз не провоцировать мать, но сейчас чаша терпения переполнилась. Надоело быть послушной марионеткой в чужих руках. И раньше она срывалась, но никогда не чувствовала себя так, как прежде. Сейчас ярость все допустимые пределы превосходила. Хотелось крушить все на своем пути.