Тильда Лоренс - Гадюки в сиропе или Научи меня любить

Дитрих своим благосостоянием не кичился, наоборот умело его скрывал, хотя время от времени попадался на такой ерунде, как брендовые вещи, к которым испытывал непреодолимую слабость. Да и то не всегда. У Ланца был свой, определенный стиль. Он не одевался в фирму с головы до ног, а сочетал дорогие вещи с вещами, найденными на рынках, а временами даже в секонд-хендах. Каким ветром его туда заносит, он и сам объяснить не мог, просто шел и часами копался в ворохе вещей, желая найти нечто такое, что сразит окружающих наповал. Странно, но ему это удавалось.

Вещи были единственной его страстью. Дитрих не выпрашивал у родителей машину, хотя в его возрасте многие только тем и занимались, что ходили за своими предками хвостом и ныли о необходимости собственного транспортного средства. Ланцу нравились пешие прогулки. Так получилось, что их семья поселилась недалеко от школы, всего двадцать минут ходьбы, не больше. Такие марш-броски были отличным средством пробуждения. Живя в Берлине, Дитрих старался ходить в школу пешком, а не ждать, что его подвезут родители. Сидя на заднем сидении, он неизменно начинал засыпать, когда же ходил пешком, от сонливости и следа не оставалось. Он не был бодр и весел, но и желания уткнуться носом в парту, не возникало.

Сегодня отец все же подбросил его до школы. Лота сидела рядом с мужем и что-то оживленно рассказывала о своих планах на день. Дитрих слушал её невнимательно. Погруженный в свои мысли, намного сильнее он интересовался разношерстной толпой во дворе школы. Ученики напоминали ему муравейник. Все куда-то спешили, бежали, суетились. То там, то тут собирались стайки школьников. Кто-то активно жестикулировал, кто-то просто молча слушал, кто-то сидел в отдалении и не обращал внимания на местных нимф. В основном, это относилось к кружку скромников.

Дитрих хмыкнул. Как и ожидалось, ничего нового.

Ланц думал, что нигде и никогда ему не доводилось слышать о школах, где царило бы равенство. Всегда школьники делились на группы: середнячки, изгои, элита. И непонятно, какие критерии отбора существовали для попадания в ту или иную группу. Здесь не играло никакой роли богатство, физические данные ученика, его умение стильно одеваться или же красноречие. Да-да, оно иногда тоже играло свою роль. Активисты, умевшие пролезать всюду благодаря подвешенному языку, рассыпающие шутки, иногда смешные, иногда не очень, способные делать комплименты, тоже нередко добивались расположения со стороны окружающих и становились элитой. При этом они могли быть неброско одеты и не иметь златых гор. А некоторые одевались с иголочки, вели себя из рук вон плохо, так, как обычно ведут себя хулиганы, уверенные в своей невероятной крутости, но все равно не пользовались особой популярностью.

В этой школе такого разнообразия в одежде не было, особых вольностей не допускалось. Все обязаны были носить то, что считала приемлемым администрация школы, а приемлемой она считала только черно-белую одежду.

– О, смотрите, смотрите, какая высокая девушка! – неожиданно воскликнула Лота.

Дитрих непроизвольно вздрогнул, услышав выкрик матери и посмотрел в ту сторону, куда она показывала.

Лота вообще ничего не стеснялась, могла спокойно ткнуть в сторону человека пальцем, наплевав на элементарные правила приличия. Отца это нисколько не напрягало, он сам был из породы людей, не ведающих смущения. Зато Дитрих временами готов был сквозь землю провалиться, только бы не видеть откровенно глупых выходок своих родителей.

Он сполз по сидению вниз, надеясь, что высокая девушка не заметит присутствия в машине своего сверстника и не подскочит резво, чтобы самой первой с ним познакомиться. Номера на машине все еще были прежними, обзаводиться новыми отец собирался в самое ближайшее время, возможно, ближе к концу недели. Но пока номера не изменились, машина привлекала к себе внимание.

– Мама, – умоляюще простонал он. – Прекрати позорить меня и себя.

– Чем? – удивилась Лота. – Я просто удивлена. Девушка очень высокая. Выше тебя сантиметров на десять, не меньше. Это... необычно.

Высокая девушка замерла на месте и, как назло, уставилась в упор на машину, старательно изучала взглядом, словно, на самом деле, собиралась подойти и осведомиться, почему они остановились именно здесь. Дитрих вытянул шею, оперся ладонями на сиденье и постарался выглянуть из-за спин своих родителей в попытке рассмотреть так старательно разрекламированную матерью девушку. В этот момент она отвернулась, и рассмотреть её лицо Ланц не мог при всем желании.