Белва Плейн: Рассвет

Лаура вздохнула с облегчением и откинулась на спинку кресла, положив на подлокотники руки с розовыми раковинками наманикюренных ногтей. «Хоть бы побыть еще с ним рядом, только бы не зазвонил дверной звонок», – думала она, улыбаясь Френсису. Он смотрел на нее, глаза в глаза, и она видела, что он находит ее красавицей.

– Ты… – начал он, но тут зазвонил звонок.

– Ох, проклятье, это они! – вскричала Лаура. Френсис пошел открывать дверь, ворвался свежий ветер и шум голосов. Явилась вся компания – Джини с Риком, Цисси с Фредом и Хэнк – с букетом цветов, которые Лаура приколола к корсажу – к счастью, цветы были белые.

Она наскоро представила своих шумных и веселых приятелей Френсису и стала надевать пальто. Как странно, впервые в жизни они оба испытывали друг с другом какую-то неловкость, вдруг застеснявшись, словно дети. С Лауры словно ветром сдуло ее кокетливость и самоуверенность, она глядела на Френсиса робким взглядом.

Френсис посмотрел на юношей, таких же высоких, как он сам, справился с собой и сверкнул улыбкой.

– Ну, что ж, веселитесь, детишки! – сказал он. – А вы, Лаура, передайте своим тетям извинения, что я их не застал. К сожалению, я не могу повторить визит, завтра я еду с отцом к родственникам за город, а потом сразу уезжаю. Так что пожелайте мне всего наилучшего, ладно?

Все расселись по машинам, и Лаура увидела, как Френсис идет по лужайке к своему дому.

– Красивый парень. Кто он? – спросила Джини.

– Друг семьи, сосед, – ответила она с запинкой.

– Красивый! Черт побери, Джини, да он же старый! – захохотал плосконосый толстощекий Фред.

– Вовсе он не выглядит старым, – возразила Джини. – Кто же он, Лаура?

– Я же сказала, – сосед, – ответила она досадливо.

«Веселитесь, детишки!» – сказал он, а смотрел на нее так, как будто хотел сказать ей что-то важное для них обоих. И она, может быть, никогда не узнает, что он хотел сказать. Два года он проведет вдали от нее. А может быть, совсем не вернется.

Она мечтала о нем. На вечеринках юноши срывали у нее поцелуи, а она мечтала о поцелуях Френсиса.

«Время… Как быстро оно пролетело!» – думала Лаура, глядя на лепной фриз. Прабабушка пожелала, чтобы в узор были включены роза – символ Англии и чертополох – символ Шотландии, но отец, ирландец, добился, чтобы они были помещены по углам, малозаметно. «Старые страсти, старые боли», – рассеянно подумала она. Френсису теперь за пятьдесят. Как-то он выглядит? Говорят, он знаменитый врач в Нью-Йорке, исследователь, ученый… Соседи говорили: – «Мы получили рождественское поздравление от Френсиса Элкота. Как же, не забывает, что мы были друзьями старого доктора, его отца. А вы получили открытку?»

Нет, она много лет ничего не получала.

Лаура поступила на музыкальное отделение университета в другом конце штата. Тетки испытали облегчение, узнав, что в консерваторию она не попала. Все-таки ближе к дому.

– Ты должна приезжать два раза в неделю, Лаура. Тебе легче и приятнее приехать домой, чем нам добраться к тебе, и в большом городе мы будем чувствовать себя неуютно. А тебе приятно будет побывать дома. Но мы, конечно, тоже будем приезжать.

Для многих девушек, впервые вырвавшихся из дома, такая назойливая любовь была бы обременительна, но Лаура, балованное дитя своих теток с трехлетнего возраста, хранила для них бесконечный запас снисходительности. Когда она приезжала, тетки щедро делились с ней новостями, – они каким-то чудом знали обо всем, что происходило в городке.

– У Кэрол Бэйкер была роскошная свадьба! Десять подружек, с ума сойти. Конечно, она не стала дожидаться Френсиса Элкота. Да он, наверное, и не женится никогда! И на одном месте не осядет.

Старые девы почему-то особенно интересовались жизнью и брачными перспективами Френсиса.

– Элкоты вернулись из Калифорнии. Но Френсис, он всегда из ряда вон. Затеял поездку в Индию, на год или два, для своих исследований. И он посылает тебе подарок, Лаура. Книги, сказал доктор Элкот.

Книги прибыли. Это были жизнеописания Моцарта и Бетховена с запиской.

«Я люблю рыться в книгах, и вот в одном книжном магазине мне попались эти. Я непрестанно думаю обо всей вашей семье. А я живу чудесно, у меня здесь много друзей, климат превосходный. Работа идет хорошо. Дорогая Лаура, я надеюсь, что у вас тоже все хорошо».

Его почерк был как-то похож на него самого: ровные аккуратные буковки, и вдруг – высокая наклонная заглавная, взмывающая вверх, словно взрыв его внезапного смеха. Читая его записку, Лаура видела перед собой его руки, загорелые, с тонкими пальцами, с кольцом-печаткой с греческими буквами на указательном пальце. Она помнила эти руки в золотистом загаре, в Калифорнии он, наверное, стал темно-бронзовым.