Он отчетливо, словно наяву, представил себе ее лицо. Круглые, чуть раскосые зеленые глаза, пухлые губы, дреды — косички — невероятную прическу, которая делала Кнопку похожей на негритянского репера. Если бы, конечно, не была Кнопка такой беленькой и зеленоглазой.
Рука потянулась к ящику стола — там, в дальнем углу хранились Кнопкины письма. Те самые, которые она писала ему летом, когда он почти на целый месяц уезжал к старому приятелю в Питер. Забавные и печальные письма девочки-старшеклассницы, жалующейся старшему брату на не сложившуюся свою жизнь. Он захотел — снова перечитать эти письма, которые знал наизусть, и все же не решился прикоснуться к листкам бумаги, исписанным ее бисерным почерком. Почему-то показалось нечестным по отношению к Кнопке читать ее письма именно сейчас. Сейчас, когда мысли его были заняты той, другой. Синеглазой и светловолосой девушкой по имени Света. Кнопка, наверное, стала бы ревновать его…
«Что за чушь, — улыбнулся он. — Слава Богу, эта девочка никогда не была в меня влюблена». Она находила себе иные предметы страсти, чаще всего достаточно карикатурные. Влюблялась без памяти в длинноволосого немытого хиппи, а через неделю начинала страдать, по его лысому антиподу. И каждую историю своей любви обязательно рассказывала ему, Сергею. Своему старшему брату, как она его называла. Забавная все-таки она была, Кнопка. Немного странная, смешная. И все же взрослая не по годам. Порой даже мудрая…
Вот этой Кнопкиной мудрости ему сейчас как раз и не хватало. Очень не хватало…
Приоткрылась, едва слышно скрипнув, дверь.
— Не спишь? — спросил отец и, не дожидаясь ответа, поинтересовался: — Где ты шлялся?
— Так, гулял по улицам. Воздухом дышал.
— Воздухом в наше время дышать вредно. Он сильно загазован, к твоему сведению. Лучше вообще не дышать, чем дышать таким воздухом.
— Хорошо, папа. С завтрашнего дня попробую перестать дышать. Твой бокс уже закончился?
— Кажется, закончился, — без особой уверенности в голосе ответил отец. — Ты собираешься спать?
— Не знаю.
— Пойдем, выпьем по чашке чая,
— Пойдем, — равнодушно пожал плечами Сергей и поднялся с дивана. — Я, кстати, купил чай фруктовый. С апельсиновым вкусом.
— Маразм, — отрезал отец. — Чай должен иметь вкус чая, а апельсин — вкус апельсина.
— Ты так считаешь? Что ж, давай тогда выпьем по чашке обыкновенного чая.
Они долго сидели на кухне и разговаривали ни о чем. Подобные разговоры были для обоих необходимой частью жизни, хотя, возможно, ни отец, ни сын об этом не догадывались.
— Ты какой-то странный сегодня, — заметил отец. — Заторможенный, что ли…
Тостер выстрелил румяными гренками. Сергей вывалил гренки на тарелку и поставил на середину стола. Махнул рукой:
— Не обращай внимания. Просто устал на работе. Слава Богу, завтра выходной. Отосплюсь.
— А на дачу ты ехать не собираешься?
— Маразм, — усмехнулся в ответ Сергей, подражая интонации отца. — Ты считаешь, стоит гробить свою жизнь, выращивая овощи, которые продаются в магазине и стоят копейки?
— Не знаю, — пожал плечами отец. — Нужно же ради чего-то гробить свою жизнь. Какая разница ради чего? По-моему, овощи для этой цели вполне пригодны.
— И что же в них такого замечательного?
— Их, по крайней мере, можно есть.
— А можно и не есть, — возразил Сергей.
— Это негуманно по отношению к животным — есть овощи. Так считает Гринпис…
— Да, ты прав, и все же я не хочу ехать на дачу.
— И я тебя прекрасно понимаю. Более того, будь я твоем месте — просто послал бы подальше зануду-отца.
— Я не так воспитан, — вздохнул Сергей. — А то послал бы, наверное.
— Что ж, будем считать, что ты это сделал. Спокойной ночи. Можешь спать до обеда. Я передам матери, что на дачу ты не поедешь.
— Спасибо, папа.
— Не за что, сын.
Отец поднялся и вышел из кухни. Сергей окликнул его:
— Эй, папа!
—Я слушаю, — отозвался он из темноты прихожей.
—Знаешь, а ты ничего себе папашка у меня, нормальный… Я тебе не говорил об этом раньше?
— Говорил. Но мне все равно приятно. Спокойной ночи сын!
— Спокойной ночи.
Сергей с улыбкой на лице принялся споласкивать чашки, чтобы мама с утра не ворчала на отца.
Он знал — отцу и без того достанется за то, что тот не стал уговаривать сына-шалопая ехать собирать урожай.
«Маразм, — повторял он про себя, расставляя чашки на полке. — Фруктовый чай—это маразм…»
На душе стало легче. Впрочем, так почти всегда случалось после разговора с отцом. Разговора, ничего не значившего и все же означающего так много…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу