Джон Грин: Ошибки наших звезд[любительский перевод]

Единственным приятным аспектом Группы поддержки был парень по имени Айзек, худой, с длинным лицом и закрывающими один глаз прямыми светлыми волосами.

Проблема была как раз в его глазах. У него был какой-то фантастически невозможный рак глаз. Один из них был вырезан, еще когда он был ребенком, и теперь он носил толстые очки, которые делали оба его глаза (и настоящий, и стеклянный) противоестественно огромными, будто вся его голова была только этими двумя глазами, уставившимися на тебя. Из того, что я смогла узнать в те редкие случаи, когда Айзек делился с группой, рецидив подверг его оставшийся глаз смертельной опасности.

Айзек и я общались почти единственно посредством вздохов. Каждый раз, когда кто-нибудь обсуждал антираковую диету, или вдыхание молотых акульих плавников, или еще чего, он бросал на меня взгляд и едва слышно вздыхал. Я микроскопически качала головой и выдыхала в ответ.

Так что Группа поддержки была полный отстой, и через несколько недель я готова была топать ногами и кричать от необходимости ходить туда. На самом деле, в ту среду, когда я встретила Августа Уотерса, я старалась пропустить Группу изо всех сил, сидя на диване с моей мамой во время третьего этапа двенадцатичасового марафона прошлого сезона Топ-модели по-американски , который, надо сказать, я уже видела, но это без разницы.

Я: «Я отказываюсь посещать Группу поддержки».

Мама: «Один из симптомов депрессии — это отсутствие интереса к активности».

Я: «Пожалуйста, можно я просто посмотрю Топ-модель по-американски ? Это активность»

Мама: «Телевизор — это пассивность».

Я: «Грр, мам, ну пожалуйста».

Мама: «Хейзел, ты же подросток. Ты больше не маленький ребенок. Тебе нужно заводить друзей, выбираться из дома и жить своей жизнью».

Я: «Если хочешь, чтобы я была настоящим подростком, не посылай меня в Группу поддержки. Купи мне фальшивые права [1] В Америке разрешенный возраст употребления алкоголя и посещения ночных клубов составляет 21 год. Для его подтверждения необходимо иметь с собой удостоверение личности с указанной на нем датой рождения. Таким удостоверением чаще всего служат водительские права. — зд. и далее прим. переводчика , чтобы я могла ходить в клубы, пить водку и принимать травку».

Мама: «Травку не принимают , а курят, для начала».

Я: «Вот видишь, я бы знала это, будь у меня были фальшивые права».

Мама: «Ты идешь в группу поддержки».

Я: «Грррррррр».

Мама: «Хейзел, ты заслуживаешь нормальной жизни».

Это заставило меня заткнуться, хотя у меня и не получилось понять, каким таким образом посещение Группы поддержки означало нормальную жизнь . Все же я согласилась пойти — после того, как отсудила себе право посмотреть в записи те полтора эпизода ТМА , которые пропущу.

Я ходила в Группу поддержки по той же причине, по какой однажды позволила медсестрам с едва ли восемнадцатью месяцами образования травить меня экзотически названной химией: я хотела сделать моих родителей счастливыми. Хреново умирать от рака, когда тебе шестнадцать, но еще хреновее, когда твой шестнадцатилетний ребенок умирает от рака.

Мама въехала на круговой подъезд к церкви в 16:56. Я притворилась на секунду, что вожусь с кислородным баллоном, чтобы убить время.

— Хочешь, я занесу его за тебя?

— Нет, все нормально, — сказала я. Цилиндрический зеленый баллон весил пару кило, и у меня была маленькая стальная тележка, чтобы везти его рядом с собой. Он доставлял мне два литра кислорода в минуту через канюлю, прозрачную трубку, которая разделялась на двое у меня за шеей, оборачивалась вокруг ушей и снова соединялась в моих ноздрях. Этот гаджет был необходим, потому что из моих легких, вообще-то, хреновые легкие.

— Я люблю тебя, — сказала она, когда я вышла.

— Я тебя тоже, мам. Увидимся в шесть.

— Заведи друзей! — сказала она через опущенное стекло, пока я уходила.

Я не хотела спускаться на лифте, потому что лифт — это вроде как дело для Последних дней, так что я пошла по лестнице. Я схватила печенье и налила немного лимонада в бумажный стаканчик, а затем оглянулась.

Какой-то парень глазел на меня.

Я была вполне уверена, что никогда раньше его не видела. Высокий и достаточно мускулистый, он заставлял пластиковый стул для первоклашек, на котором он сидел, казаться еще меньше, чем он был на самом деле. Красновато-коричневые волосы, короткие и прямые. Он выглядел моим ровесником, может на год старше, и сидел в вызывающе скромной позе: копчиком на самом краю стула, одна рука наполовину в кармане темных джинсов.