Айрис Джоансен - Летняя улыбка

— Дэниел, ты что? — Рукой она провела по его волосам, лаская и успокаивая.

Его лицо было скрыто от нее, но она чувствовала, как он дрожит.

— Прости, мне так жаль, прости меня! — шептал он. — Я так старался. Не надо ненавидеть меня, Зайла.

— Ненавидеть? — Она непонимающе покачала головой. — Ну почему я должна тебя ненавидеть?

— Я хотел, чтобы все было прекрасно для тебя. Хотел быть мягким и нежным. — Он язвительно рассмеялся. — Хотел быть благородным рыцарем.

— Ты думаешь, это не было прекрасно? — Зайла не могла поверить. — Дэниел, не напрашивайся на похвалу.

Он поднял голову.

— Зачем ты утешаешь меня? — спросил он с отчаянием в голосе. — Я сам знаю. Я был так груб. с тобой!

Зайла нежно усмехнулась.

— Ну посмотри же на меня, — мягко сказала она. — И ты увидишь, что мне это нравится.

— Здесь нет ничего смешного. Не представляю, как ты можешь смеяться над этим. Я ведь практически изнасиловал тебя! — Дэниел трагически сжал губы. — Никакое великодушие не может извинить этого!

Зайла нахмурилась и пристально посмотрела на него.

— К черту! — четко сказала она. — Заткнись! — Затем взяла его лицо в руки и заглянула в его глаза. — Поверь, Дэниел, это действительно было прекрасно. Немного грубовато, я согласна, но ведь это часть тебя. И я ценю это точно так же, как и мягкость и нежность, которые тоже являются частью тебя. — Она притянула его к себе и крепко поцеловала. — Я не знаю, откуда ты взял, что я такая уж хрупкая. Это неправда. Ты понял?

Глаза Дэниела зажглись радостным светом.

— Понял, — хрипло ответил он. Его губы прижались к ее губам, и на минуту они забыли обо всем. Но вот он поднял голову. — Все равно, я уверен, в следующий раз будет лучше.

Зайла в отчаянии покачала головой. Боже, до чего он упрям! Она почувствовала, как он дернулся внутри ее, и довольно улыбнулась.

— Похоже, что ты очень скоро получишь такую возможность.

— Ты чертовски права. — Ритм начался опять, глубокий и неторопливый, но все равно безумно увлекательный. — Это одна из моих любимых фантазий. Любить тебя. — Его слова перемежались толчками, от которых она задыхалась. — И опять любить тебя. Еще и еще. Глубже и глубже. Слаще и слаще. Горячее и…

Все закружилось вокруг. Зайла не знала, сколько прошло времени, когда она почувствовала его поцелуй на своем виске. Она лежала без сил, счастливая и удовлетворенная, а ее голова покоилась на плече Дэниела. Она наблюдала, как лунный свет проникает сквозь узорную раму окна и заливает комнату. Лампа была выключена, и существовали только тьма, лунный свет и Дэниел.

— Ну что ты решила, старый друг? — тихо спросил он.

— Что решила?

— Что это, конец мира или только начало?

Зайла прижалась к нему поплотнее. И правда, что это было? Возрождение, новая жизнь, мир, заново сотворенный в его объятиях?

— Начало. Определенно начало, Дэниел.

Это чудесное ощущение возрождения все еще было с ней, когда Зайла открыла глаза несколько часов спустя. За окном стояли предрассветные сумерки, и у нее появился соблазн закрыть глаза и опять заснуть. Было так приятно лежать в объятиях Дэниела! Зайла прижалась к нему теснее и почувствовала, как его руки инстинктивно ее обнимают.

Эта ночь была так хороша, а Дэниел так любил ее! И пусть никаких громких слов не было сказано, но их слияние несло в себе глубокий смысл. Его слова, произнесенные в момент любви, говорили о страсти и желании. Но даже тогда, когда их страсть насытилась, он проявил такую заботливую нежность, что надежды Зайлы расцвели пышным цветом. Нельзя требовать сразу слишком многого. Ей и так были даны чудесные семена дружбы и желания. Она должна бережно хранить их и молиться, чтобы из них выросла любовь.

В комнате было прохладно. Зайла повыше натянула простыню, чтобы прикрыть плечи Дэниела, боясь его разбудить. Она закрыла глаза и уже готова была заснуть, когда вспомнила про Пандору. Девочка ведь ждала ее в конюшне.

А если не ходить? Но тогда Пандора запросто возьмет Эдипа. Разве кто-то сможет ей помешать, огорченно подумала Зайла. Придется все-таки попытаться. Ее волновало не только то, что девочка могла не справиться с огромным жеребцом и покалечиться, но и то, что Филип на этот раз рассердится так, что нанесет Пандоре неизлечимую душевную рану.

Зайла вспомнила, какую поразительную мягкость проявил шейх вчера по отношению к Пандоре, и задумалась. Между этими столь разными людьми определенно существовала какая-то внутренняя связь, заметная даже постороннему наблюдателю.