Екатерина Вильмонт: Кино и немцы!

— Вы на меня сердитесь, за что? — обжег он своим дыханием ее нежное ухо.

Черт бы его побрал!

— Нет, что вы…

— Нельзя ли потише! — шикнул кто-то сзади.

Он отпустил ее руку. Руке стало грустно. Именно так, только руке… ей захотелось опять в тепло его больших ладоней. Нельзя поддаваться на физическое воздействие, пыталась урезонить себя Майя. Он меня волнует, потому что у меня давно этого не было… но я и не хочу… с ним… Он тоже использует меня и скажет, что вся жизнь не может пахнуть елкой и мандаринами и протекать под «вальс цветов»… Тетушка, родная, как хорошо, что я не успела тебя пришить!

В антракте Василиса задыхалась от восторга:

— Ой, Майечка, дядя Боря, я так рада! Мне так нравится! Я тоже хочу быть балериной! Как вы думаете, меня возьмут учиться на балерину?

— Боже мой, не вздумай! — воскликнул Борис Андрианович. — Это не жизнь, а каторга! Вечно голодная, тощая, заморенная… к тому же тебе уже поздно, в хореографическое училище принимают, по-моему, семилетних…

— Неважно, пусть я буду голодная, пусть!

— А слух у тебя есть? — спросила Майя, уже понявшая, что слуха у нее нет.

Нет, со слухом беда, так бабушка говорила. Она хотела меня на скрипке учить или хотя бы на пианино, но потом махнула рукой. А без слуха никак?

— Без слуха исключено!

Казалось, она вот-вот расплачется. Но выручил Борис Андрианович.

— Не страшно, Вася! Не можешь стать балериной, стань балетоманкой.

— Что это такое?

— Балетоманы — это такие люди, которые обожают балет, ходят на все спектакли, знают о балете все, знакомы с балеринами и танцовщиками… Они живут в этом мире, а сами танцевать не умеют, им это необязательно!

Василиса задумалась, доверчиво глядя на него.

— Это неинтересно! — ответила она наконец.

— Ты умница, Вася!

— Майя, а ты никогда не хотела быть балериной? У тебя есть слух?

— В детстве я хотела быть и балериной, и певицей, и драматической актрисой, но вовремя поняла, что у меня нет этих талантов. И слава Богу!

— Почему?

Но тут прозвенел звонок.

— Пошли скорее! — заволновалась девочка.

После спектакля, стоя в очереди в гардероб, Майя тихо заметила:

— Девочка удивительно восприимчива к искусству! Надо сказать отцу, пусть обратит внимание на это, надо ее развивать, а то вырастет и не сможет отличить хорошее от плохого, будет еще одной потребительницей продукции «Фабрики звезд».

— Какая вы правильная, Майя, — улыбнулся он. Улыбнулся, как ей показалось, снисходительно.

Она покраснела от досады.

— Майя, помнится, вы говорили, что любите утку с яблоками? Мы не все съели, может, поедем ужинать ко мне?

— Да нет, спасибо, я вообще не ужинаю, а Василисе пора спать. Столько впечатлений…

— Ну что ж… Пошли, я далеко оставил машину, у «Детского мира»… Завтра Василису заберут?

— Да… — соврала Майя. — Жаль, я к ней привязалась.

— А почему у вас своих детей нет? Еще не поздно…

— Ну, это уж мое дело!

— Да-да, простите за бестактность… и все-таки вы на меня за что-то сердитесь. Правда, я в толк не возьму, за что… Но мы сможем увидеться завтра вечером?

— Завтра я иду на день рождения к подруге.

— Возьмите меня с собой.

— Это неудобно.

— Ну что ж, буду вам звонить, — огорчился он.

— Пожалуйста, звоните…

Майя ужасно боялась, что он станет патетически прощаться с Василисой и та брякнет, что отец приедет только шестого, но Василиса опять спала крепким сном и у дома едва помахала ему рукой на прощание.

— Умаялась? — спросила Майя в лифте.

— Здорово было! Зря папа говорил, что балет скукота.

— Ты голодная?

— Нет, спасибо.

— Утка вкусная была?

— Не очень. Он ее пересолил. Значит, влюбился!

— Да ну, ерунда! Может, все-таки чаю выпьешь?

— Нет, я спать хочу!

Когда Василиса улеглась, Майя стала думать, чем бы завтра развлечь ее. Пожалуй, можно сходить в зоопарк и, допустим, в кино. А послезавтра съездить на дачу к Ляльке Гурвич, у нее сын Василискиного возраста, побудем на свежем воздухе, Лялька давно меня приглашала… А потом сразу уеду, чтобы он не дозвонился… А интересно все-таки, что собой представляет этот Игорь, врун, болтун и хохотун? И словно в ответ на ее мысли раздался звонок в дверь. Кого это нелегкая принесла? Неужто Ясный решил выяснять отношения?

В глазок она посмотреть забыла.

— Кто там?

— Майя, это Игорь, отец Василисы!

— Господи, откуда вы взялись?

— Из Киева, откуда же еще!

На пороге стоял красивый молодой мужик с совершенно измученным лицом. Но он широко улыбнулся, и лицо осветилось.