Роуз Шепард - Любовь плохой женщины

— А как ты сама? — хотела знать Джеральдин. В этот простой, в сущности, вопрос она сумела вложить несвойственную ему, ничем не оправданную многозначительность.

— Сама? — Наоми вздохнула. По правде говоря, она еще не разобралась. Помимо любви к этому кусочку новой жизни, который стал центром жизни, сместив саму Наоми, за которого она бы умерла не задумываясь, она испытывала еще одно непонятное, темное чувство. Почти ненависть.

Само собой, ее эмоции еще более усложнялись и вопросом отцовства, неуверенностью от незнания и невозможности узнать. В душе Наоми сплелись воедино стыд и гордость, безысходное отчаяние и несказанное счастье. Порою у нее просто опускались руки. Она сумела устроить себе чудный маленький ад на земле, в котором было все, кроме определенности.

— Четвертый день самый трудный, — объявила Элли. — Это из-за гормонов, дорогая. По химическому составу ты сейчас напоминаешь коктейль «Молотов». Так что не беспокойся, если начнешь выкидывать номера. — Она взяла в руки детскую курточку, связанную из нежно-голубой шерсти, всю в кружевах и рюшах, с ленточкой-галстуком. — А что это такое? — с недоумением спросила она.

— Это связала Джеральдин. — Наоми бросила на Элли уничтожающий взгляд. — Правда, очень мило?

— Если честно, то в этом он будет похож на девчонку.

— А ты читала, — вставила Кейт, желая наказать Элли, — что Дон Хэнкок была названа лучшим обозревателем года за ее рубрику в «Инкуайрере»?

— Хм, дорогуша, все мы знаем, чего стоят все эти журналистские премии.

— Да?

— Просто ежегодное чествование посредственности.

— А тебя никогда не выдвигали в числе претендентов? Ни разу?

— Да мне и не хотелось, спасибо большое. А то бы я забеспокоилась, что теряю хватку.

— Не ссорьтесь, — слабым голосом попросила Наоми. — Пожалуйста.

— Да, девочки, не ссорьтесь, — поддержала ее Джеральдин. — Мы ведь собрались не для этого.

— Верно, — уступила Элли. — Кому подлить? Надо как следует обмыть новорожденного!

— Мне не надо, спасибо. Я должна бежать. — Джеральдин поставила банку с розами на комод, отступила на шаг, чтобы оценить результат, пожалела, что не нашлось настоящей вазы. — Мне еще нужно заехать в туристическое агентство.

— А ты не опустишь вот это письмо для меня? — спросила Наоми, извлекая из-под подушки узкий белый конверт.

Элли бесцеремонно выхватила конверт, прочитала адрес и отдала конверт обратно.

— Ты пишешь своему отцу?

— Да.

— Лично мне кажется, что ты ничем ему не обязана…

— Обязана, Элли. И даже больше, чем ему кажется. Так что мне надо было рассчитаться с ним. — «Надо решить хотя бы один вопрос, — думала Наоми. — Освободиться от грязного прошлого. Освободиться от денег, наличие которых я никогда не смогу объяснить Алексу, от обладания которыми я не смогу получить удовольствия. И доказать, что я не совсем плохая». Наоми посмотрела на каждую подругу по очереди, ища одобрения, но находя лишь непонимание. Они не знали и половины всего.

— Мы едем на Нормандские острова, — продолжала говорить о своем Джеральдин, — я вам говорила? Только мы с Джоном. Люси проведет каникулы со своей подружкой Сарой Брук, а Доминик достаточно взрослый, чтобы можно было оставить его одного. Так что для нас это будет как второй медовый месяц.

Господи! Кейт съежилась. Боль была невообразимой. И все же терпимой. Не больней, чем роды, наверное. Не больней материнства. Не больней ухода сына к твоей подруге.

— Можно мне взять малыша на руки? — спросила она неуверенно. Наоми движением руки дала молчаливое согласие, и Кейт взяла на руки это крошечное существо, прижала его к груди, вдохнула странный, странно знакомый запах грудного младенца, ощутила его мягкую кожу, прикоснулась щекой к его розовой головке — и ее затопила чистейшая, глубочайшая любовь, более сильная, чем ее любовь к Джону, еще менее рассудочная, чем ее любовь к взрослому Алексу. Она чуть не заплакала.

Смущенная неумеренностью своих чувств и показавшимися-таки слезами, Кейт с внуком на руках отошла к окну, где и осталась стоять, покачивая малыша, напевая ему что-то вполголоса. Тео, попробовала она назвать по имени пускающего пузыри младенца. Теодор. Как абсурдно звучат имена новорожденных! В этих голубых глазах пока не было ни намека на личность. Надо ждать по крайней мере год, чтобы увидеть, что он за человек. Это слишком преждевременно — давать имена при рождении.

«Я должна быть рядом с Наоми, — решила Кейт. — Я должна помочь ей. Как бы она ни старалась, одной ей будет не справиться. Моему драгоценному мальчику нужна будет его бабуля».