Анна Климова - Ангелы не плачут

— Ой, я не знаю! Женится так женится. Я, кажется, любую приму, только бы Степачка вернулся…

— Мама, опять за свое?! — воскликнула Оля. — Вернется, никуда не денется. Перестань себя изводить.

— Я уж, доченька, все глаза выплакала. Как лягу, как представлю, моченьки нет… Ты-то выйдешь замуж вот, на кого я тогда останусь? На Степу.

— Начинается, — раздраженно выдохнула Оля. — Причем тут «замуж»? Причем тут «на кого останусь»? Как будто если я выйду замуж, я прямо тут же погибну, испарюсь, растаю, как Снегурочка! Один Степа и останется. Ой, прямо не знаю! Мелешь, не знаю что.

Злость дочери не была обидна. Втайне она желала такого внимания и такой укоризны. И частенько заводила подобные разговоры, только бы услышать эти доводы из уст дочери. Дочкой гордилась. Та в Москве училась. Всюду сама пробивалась. В бабку-стахановку пошла. А Степа в отца покойного. Тот таким же шутом гороховым был. Все прибаутки да частушки соленые на языке вертелись. Ох, и вгонял же в краску девок в заводской столовой, где Мария работала поварихой, рассуждая по поводу столовских сосисок. Что ни скажет, все от смеха валятся.

Вот и Степа мог рассмешить любого. Как скажет что-нибудь, то хоть стой, хоть падай.

К примеру, имела Мария Юрьевна, скажем так, не красящую ее привычку бросать в окошко сухие или заплесневевшие кусочки хлеба. «Птички съедят», — как бы оправдываясь, объясняла она. А однажды забыла она про половинку хлеба в сумке, а тот через месяц высох и покрылся сплошным налетом. Мария Юрьевна посмотрела на него, вздохнула и по привычке давней спустила в окошко. «Птички съедят», — сказала она. Степа бросил взгляд в окошко и произнес похоронным голосом: «Все, убила соседа».

Они вместе с Олей хохотали до слез. А Степа подливал масла в огонь, рассуждая, какие он будет носить «передачки» матери, осужденной за убийство половинкой хлеба.

Вот и теперь Степан в зале рассказывал гостям что-то смешное, и там то и дело слышались взрывы хохота. Особенно выделялся высокий визгливый смех Лены. Она прятала лицо в ладошках, из-под которых все равно вырывался ее игривый хохоток.

Оля болезненно морщилась на кухне. «Не дай, Боже, такую в невестки».

Жеманность Леночки, ее неестественные манеры раздражали Олю до невозможности. «Ну, ничего, удачно выросли из Ани-ревуньи в третьем классе, пережили Зиночку-воровку в шестом, вынесли Ирочку-матерщинницу в восьмом, как-нибудь пронесет мимо Леночки».

Когда брат матери, дядя Витя, завел «Ой, мороз, моро-о-оз!», а кое-кто из соседей и знакомых матери затянули «Каким ты был, таким и остался», молодежь поняла, что пора расходиться.

Степа захватил гитарку, и все вышли во двор. Устроились в детской беседке. Вспоминали школу, рассказывали что-то глупо-веселое.

Леночка вцепилась в Степу и выглядела еще смешнее в своей попытке казаться взрослой, почти замужней дамой. Она делала неуместные замечания Степе, недовольно собирала губы в узелок, если он, увлеченный беседой, не обращал на нее внимания, либо звонко хихикала, когда все уже отсмеялись.

Наконец наступил тот момент, когда уже почти никто друг друга не слушал, а только тихонько говорили все.

Степа легонько перебирал струны. В свете луны на его лице можно было наблюдать блуждающую улыбку.

Если бы его спросили, что он чувствовал в тот момент, он, наверное, не смог бы ответить. Скорее всего, это была грусть, тихая щемящая печаль, какое-то тревожное любопытство — а что там дальше? Что будет завтра? Как все повернется? Чего ждать?

— Степ, давай пройдемся, ладно? — подергала его за рукав Ленка.

Они выскользнули из беседки и пошли по дорожке к шоссе.

Степа молчал. Она тоже.

Он частенько ловил себя на мысли, что с Ленкой не так просто найти тему для разговора. Следуя каким-то своим взглядам на романтические отношения, Лена частенько дулась на его безобидные шутки или смеялась в то время, когда вовсе не следовало смеяться. Из литературы она предпочитала книжное изложение бразильских сериалов, а из музыки — Киркорова и Таркана.

В какой-то момент он почувствовал, что Леночка хочет остановиться.

Она порывисто прижалась к нему.

— Знаешь, я буду тебя ждать, — произнесла Леночка тоном торжественной пионерской клятвы.

— И на дискотеки не будешь ходить? — поинтересовался Степа с иронией.

— Нет, не буду, — ответствовала серьезно будущая военная подруга.

— И в кино ходить не станешь?

— Не стану… если хочешь, — глухо выдавила она ему в грудь.