Наталия Шитова - Притворщики

У Полины даже руки опустились.

— Валера, это что, дурная шутка?

Он покачал головой и с видимым удовольствием сделал глоток чая.

— Полина, дело в том, что в «Гепарде» кое-что изменилось. Я больше не генеральный директор.

— Как это?

Он снова поднес чашку к губам и не ответил.

— Зачем, Валера? Ты же сам сколько раз говорил, что без работы не сможешь!

Валерий пожал плечами, коротко пояснил:

— Тяжеловато стало… — и опять припал к чашке.

Полина с тревогой заметила, что вокруг глаз Валерия залегли черные круги, а губы совсем потеряли краску. Он поймал ее пристальный взгляд.

— Я очень не хотел сдаваться, это правда. Но после всего, что произошло, я что-то хватку совсем потерял. Уследить за всей этой рутиной я уже не могу. — в глазах Валерия появилось выражение абсолютной обреченности. — Я попросил Тимофея возглавить фирму. Он справится, я знаю. А я остаюсь единоличным владельцем и «лицом компании»…

Он отставил чашку и взглянул на Полину:

— Поэтому, Полинка, если проблема в том, чтобы я не попадался тебе на глаза, то я ее решил.

— Проблема, скорее, была в том, чтобы я не попадалась на глаза тебе, — возразила Полина.

— Так я же и ее решил. Одним махом, — усмехнулся Валерий. — Если тебе нравилась работа, то ради Бога, возвращайся и работай под началом Рубина. Он не будет возражать, я уверен.

— Спасибо, Валера. Но нет.

Валерий покусал губы и развел руками:

— Ну, как хочешь.

Он замолчал, задумчиво почесал нос, сдержанно кашлянул.

— Ну и чем же ты будешь заниматься на пенсии? — спросила Полина. — Ты не сможешь просто лежать и смотреть в потолок.

— Иногда мне очень хочется лечь и даже в потолок не смотреть. Просто сдохнуть.

Эти слова будто хлестнули Полину по лицу.

— Валера, зачем ты так?.. — она протянула руку и накрыла ладонью его побелевшие сцепленные пальцы.

Выражение лица Валерия изменилось. Он расслабился, поник, глаза заволокло болью. Полина сжала его пальцы. Он ответил грустной улыбкой.

— Не выберусь я из этой ямы, — тихо сказал он. — Вроде карабкаюсь, а смысл?

— У тебя есть сын. Сын, которого ты так долго искал.

Валерий подался к Полине, словно вокруг было кому подслушать их разговор, и произнес очень серьезно:

— Знаешь, я его боюсь.

— Почему?

— Не знаю. Может быть, я стал параноиком. Но я ничего не могу с собой поделать. Я не готов любить его только потому, что он мой сын, — Валерий мягко высвободил руку и виновато улыбнулся. — Вот такие тараканы, Полинка.

— Очень даже обычные тараканы. Вы же обходились друг без друга много лет. Все изменится. Нужно немного времени, и все встанет на свои места. Это неправда, что родственников надо любить только потому, что они родственники… Разве ты любил Илью только потому, что он твой брат?

— Ну а разве нет? — искренне изумился Валерий.

Полина покачала головой:

— Конечно, нет. Ты был ему нужен. Ты был нужен ему всю его жизнь. Мы любим тех, кому мы нужны…

Валерий прикрыл глаза и задумчиво покачал головой.

— Я расскажу тебе одну историю, — проговорил он. — Если разобраться, ничего особенного. Но когда такое случается с тобой, кажется, что никто в целом свете не в состоянии тебя понять…

Он замолчал и через несколько секунд спросил:

— Ты меня слушаешь?

— Конечно, Валера. Говори.

— Илюхе было три недели, — начал он. — Его только что выдали нам из роддома. Маленький он был совсем, слабый, еле живой… Я его люто ненавидел. Я не мог ему простить, что он вообще на свет появился. Мама умерла, а он остался. И я еще должен был этому противному лягушонку вонючие пеленки менять, молоко греть, ночью к нему вставать… И вот я решил его убить.

Полина вздрогнула.

Валерий перевел дыхание и продолжил:

— Я, конечно, не стал его ни топить, ни душить. Я решил его не кормить. Отчим ушел на работу, а я остался с Илюшей и, когда пришло время, я его не покормил.

Валерий выглядел ужасно. Его немного трясло, он обхватил себя за плечи, зябко поеживаясь. Полина даже хотела сказать, чтобы он замолчал, но поняла, что делать этого нельзя, пусть выговорится.

— Он начал орать. Орал и орал, насколько силенок хватало. Я бесился, но не подходил к нему. Время шло, он орал. Я ушел на кухню, радио на всю катушку врубил, уши заткнул. Уже прошло время второго кормления, а я даже в комнату не заглядывал. Ждал, когда же он с голоду умрет… Когда я, наконец, прислушался, в комнате было тихо. И вот тогда я испугался. Я осторожно вошел, посмотрел в кроватку. Он лежал, не шевелясь. Ротик открыт, личико посиневшее, мокрое… Я решил, что он умер.