— Бедный Джонни.
— Молчите, «ангел хранитель»!
— Стэфи…
— Я Стэфи, и я расскажу, как было в самом деле. Суть в том, что природа одарила тебя потрясающим голосом, но нечаянно забыла одарить хотя бы минимальным слухом. Реветь ты можешь громче, чем стадо в несколько тысяч голов, а вот поешь, по меньшей мере, на четверть выше или ниже, чем надо.
— Говорю тебе, это была интрига.
— Не дури, милый!
— Стэфи, ты несправедлива.
— У себя в ложе я хохотала так, что свалилась на пол в форменной истерике. Зрители свистели и шикали, но их не было слышно из-за твоего рева.
— Ты сегодня так груба, Стэфи.
— Груба? Это что-то новое. Вспомни, как хористы утащили тебя со сцены, а местный тенор закончил спектакль, после чего выяснилось что директор труппы сбежал, прихватив мои деньги и оставив труппу без гроша. Примадонна оглохла на левое ухо — ты ревел в него изо всей силы.
— И что?
— Очень грустно. Мне пришлось уплатить актерам жалованье и распустить их.
— Говорю тебе, это была интрига.
— Опять — интрига.
— Почему людям не нравится мое пение? Я пою громче любого тенора и могу брать более высокие ноты.
— Джонни, нельзя противостоять интриге, если в ней участвует весь мир.
— Ладно, пусть будет по-твоему.
— Вот и молодец.
— И все же, — настаивал, Фархшем, — у меня есть голос и сильнее, чем у того плюгавенького тенора.
— А каким образом вы сделали свои пятьдесят тысяч!
Этот вопрос больше всего волновал Эндрюса Блэкфорда, и он продолжал настаивать, чтобы Фархшем или Стэфани обнародовали свой секрет.
Стэфани с презрительной миной отворачивается от Фархшема, но царственно разрешает ему изложить эту постыдную историю.
— Я не могу рассказывать об этом, но Джон, по-моему, гордится этим поступком. Пусть сам и расскажет.
— И расскажу.
— Пусть все услышат, что есть ты.
— А что, я не такой уж и дурак.
— Слушаем вас, господин Фархшем, — поторопил его Джулиус Сэдверборг.
— А вышло все очень здорово. Но, доложу вам, дело было рискованное. А сделал я вот что. После номера с оперой у меня осталась всего сотня. Тут я встречаю одного американца. Рассказываю ему, что схожу с ума по женщине, которая согласна выйти за меня лишь на том условии, что я за полгода заработаю пятьдесят тысяч, а сейчас у меня в кармане всего сотня. Он так и подскочил:
— «Милейший, если у вас есть сотня, то вы можете открыть в банке счет и получить чековую книжку».
«А какая мне от нее польза?» — спрашиваю я.
«Возьмите меня в дело на равных долях» — отвечает он.
Я, конечно, согласился, что мне оставалось делать. В тот же день мы и начали. Положили деньги в банк и получили чековую книжку на сто бланков. Сняли театр, набрали первоклассную труппу, нашли пьесу. Постановка получилась отличная: декорации дивные, девушки роскошные, а уж героиня такая, каких любит публика — глаза злые, голос какой-то непривычный, заморский акцент, голливудский, похоже. За ценой мы не стояли, а просто все дальше и дальше, лезли в тысячные долги, — Джон Фархшем умолк на минутку, чтобы передохнуть.
В это время Эндрюс, его это очень интересовало, задал следующий вопрос:
— А чем же вы расплачивались?
— Чеками, само собой.
— Какими чеками?
— Я же сказал — у нас была чековая книжка.
— Но как только ваша сотня иссякла, чеки ваши стали недействительны.
— Разумеется. Но мы их все разменяли.
— Разменяли?!
— Да, адская была работа.
— Ничего не понимаю? Как можно разменять пустые, ничем не обеспеченные чеки?
Джулиус Сэдверборг как юрист, который знает, как обращаться с законом, решил объяснить:
— Все это очень просто.
— Не думаю.
— Попробуйте.
— Как это.
— Вы расплачиваетесь за что-нибудь чеком, после того, как банк уже закрылся, а еще лучше — в субботу или в канун праздника. Предположим, чек вами выписан на сотню, а в банке у вас ни гроша. Тогда вам приходится упросить кого-то из приятелей или управляющего отелем, разменять вам новый чек на сто марок. Этого достаточно для уплаты по первому чеку, но это же обязывает вас, если вам не подходит полтора года каторги, упросить еще одного приятеля разменять вам следующий чек уже на двести марок. И так, оперируя этими чеками, вы рискуете получить уже не полтора года каторги, а пять, десять, пятнадцать, в зависимости от суммы чека.
Джон Фархшем вздохнул, как будто сбросил с плеч пережитое, но продолжал рассказ:
— Если вы воображаете, что это легко, то можете попробовать, я передам опыт.
Читать дальше