Патриция Хилсбург - Изгнание из Эдема Книга 1

— И почему ты не хочешь разводиться?

— Пока я твой муж, у меня солидное положение в обществе, и торговцы предоставляют мне солидный кредит.

— В том числе на колготки.

Патриция расплакалась, захлюпала носом и с мольбой посмотрела на свое божество:

— О! Так это она за них платит?

— Не огорчайся, дорогая, — ласково подался в ее сторону Джон Фархшем. — Я доказал, что умею делать деньги, когда нужно. Я опять сделаю их и на собственные деньги куплю тебе столько колготок, сколько ты захочешь. Не плачь, дорогая, не плачь, вот увидишь, вот увидишь.

Смех Стэфани заставил Джона отпрянуть от Патриции.

— Ого! Они полагают, что уже поженились?

Джон посмотрел в сторону поверенного и тот поспешно стал ему объяснять:

— Вопрос о разводе решать не вам, господин Фархшем. Миссис Фархшем может развестись с вами, не взирая на ваше согласие или несогласие: ваша жена может доказать, что недавно вы покинули ее и нашли себе прибежище в объятиях мисс Смат. Суд, несомненно, выскажется в пользу мисс Фархшем.

Встрепенувшись и собравшись с духом, Патриция Смат приготовилась серьезно заявить о своем присутствии, но обращалась только к адвокату:

— Ну и пусть разводится. Я сумею содержать Джона, пока он снова не разбогатеет. Мне просто противно и больно смотреть, как вы все на него нападаете. Это так немилосердно. А жена с ним обращается, как будто он грязь у нее под ногами, как вредное насекомое. Интересно, кем бы стала она сама, если бы отец не оставил ей денег?

Все присутствующие по-разному смотрели на Патрицию: Джон Фархшем — с обожанием, Джулиус Сэдверборг — с любопытством, Эндрюс Блэкфорд — с удивлением, а Стэфани решила все же ей ответить. Она помолчала, улыбнулась, но заговорила вполне серьезно:

— Милейшая Бесколготочек, без денег любой из нас ничто. Этому научил меня мой дорогой старик миллионер, папочка. «Держись за деньги, — говорил он, — остальное приложится.»

— Только за деньги.

— Да, он утверждал, что так сказано даже в Библии. Я не проверяла эту цитату по Библии, но я верила своему отцу, и всегда придерживалась его советов. Он всегда был прав, даже когда ошибался. Я держалась за деньги, могла их умножить, рисковала, но разумно, десять раз взвесив свои поступки в отношении своего состояния и состояния своих детей. И собираюсь впредь этого придерживаться, держаться своих денег, этому учу и, надеюсь, не безуспешно, своих детей и близких.

— Богатство, богатство, а как же простой человек, у которого его нет и не будет? — Патриция с нескрываемым раздражением смотрела на свою соперницу, собираясь все же с ней вступить в неравную борьбу.

— Каждому по его возможностям. Что умеешь в этой жизни, тем и живи. И как я ни богата, я не могу простить Джону убыток в четыреста тридцать марок.

— Я тебе их верну, ты просто жадная тварь, — рассвирепел Джон Фархшем.

Патриция с обожанием взглянула опять на своего Джонни и всхлипнула:

— Конечно вернешь, милый, я продам свой страховой полис и дам тебе деньги.

— И вы готовы подтвердить это письменно, мисс Смат? — Стэфани была всегда очень серьезной, когда дело касалось денежных отношений.

— Готова.

— При поверенном?

— Хоть сейчас.

— А он согласен?

— Джон Фархшем уже готов был принять боксерскую стойку, но присутствие Патриции его сдерживало и как-то умиротворяло, но слова были злыми:

— Да постыдись хоть людей, свинья ненасытная! Ты сама во всем виновата!

— Я?!

— Ты, ты!

— В чем же?

— Кто заставил тебя продавать льва за тридцать долларов, он же стоил двести!

Адвокат всех слушал внимательно, но как только перепалка становилась угрожающей, старался ее остановить, усмирить и разговор направить в другое русло. Вот и сейчас, он постучал карандашиком по столу:

— Не будем уклоняться в сторону, господа!

— В сторону от чего? — настороженно обратилась к нему Стэфани, изучая своего поверенного любопытным взглядом — кого же он поддерживает — ее или своего друга? Чью сторону он собирается поддержать?

— От того, что вы можете, если захотите получить развод без проблем.

— Нет, я не хочу.

— Не хотите?!

— Не хочешь?!

— Да, не хочу! Вы думаете я позволю трепать свое имя по судам и печатать в газетах свой портрет рядом с портретом этой твари? Позволю, чтобы каждая паршивая газетка перепевала историю о том, как я опять потеряла голову и влюбилась? Мне стыдно даже своих детей, но они меня понимают.

— Всегда?

— Теперь.

— Почему теперь?