Патриция Хилсбург - Изгнание из Эдема Книга 1

— Не надо так шутить, сказал адвокат и посмотрел на всех присутствующих. Все, кроме Стэфани, слушали заинтересованно. Патриция с нескрываемым обожанием, а Эндрюс Блэкфорд с большой заинтригованностью.

— Мне часто снятся те дни — и это мои самые тяжкие кошмары. Господи! Прости мою душу грешную! Ведь ни я, ни мой компаньон до самой премьеры ни разу не были ни в театре, ни на репетициях: платили мы исправно, а значит занимались только тем, что разменивали чеки. Но так как все знали о наших выплатах, то со временем и кредиторов нам находить стало проще. Но самые большие расходы пошли тогда, когда состоялась премьера, и в кассу потекли деньги. Я бы уложился в полцены, но американец считал своим долгом платить за все вдвое и раздавать людям паи за одну лишь болтовню — он уверял, что без этого он охладеет к делу.

— Как это?

— Он любил риск.

— Бедный Джонни.

— Продолжайте, прошу вас.

— Впрочем все это потеряло всякое значение, как только стали поступать деньги. Боже, как они на нас сыпались! Героиня со злыми глазами свела весь город с ума. Мы гребли деньги мешками. Они, как вино, ударили нам в голову. Они ударили в голову и американским друзьям американца. Они купили у нас все права — на экранизацию, на гастроли, на перевод и еще на многое другое, о существовании чего я даже не подозревал. А потом они принялись перепродавать их друг другу, покуда каждый толстосум в Лондоне, Нью-Йорке, Голливуде не приобрел в них долю. В конце концов мой американец выкупил все эти права обратно за полмиллиона долларов и продал их какому-то американскому синдикату за миллион.

— Минуточку, минуточку, милейший Фархшем, — остановил его Блэкфорд. — Кто занимался всей этой куплей, продажей, перепродажей?

— Мы.

— А театром?

— Мы.

— Репертуаром?

— Мы.

— А что вы, простите, понимаете в искусстве?

— В общем ничего, но американец нанял…

— Ясно, ясно, продолжайте.

— В общем, чтобы провернуть это дельце, понадобилось еще полдюжины американцев, каждому из которых понадобилось зачем-то дать долю. Мне же нужно было всего пятьдесят тысяч. Поэтому я вышел из игры, победоносно вернулся к Стэфи и потребовал ее руки. Она решила, что я великий человек. Я им и был: деньги сделали меня великим. Скажу честно: я был пьян ими и стал совсем другим человеком. Хотите верьте, хотите нет, но я даже ростом стал выше.

Джон Фархшем с достоинством замолчал, но все продолжали смотреть на него, ожидая не то продолжения этой трогательной сказки, не то каких-то выводов. Рассказ казался незавершенным. Первой поняла это Стэфани:

— Все это истинная правда, — завершила она.

— Ты же знаешь, врать я не умею.

— И это правда.

— Что же еще?

— А то, что ты, несчастный, не привык к деньгам и они переродили тебя. А я, несчастная, даже не подозревала, что деньги способны творить такие чудеса. Ведь я с колыбели владела миллионами и обращала на них столько же внимания, сколько на воздух, которым дышу.

— Вам хорошо, мадам.

— В этом плане да.

— Чего же вам не хватает?

— Очень многого.

Их пикировку прервал Джулиус Сэдверборг, обратившись к Стэфани:

— Тем не менее десять минут назад, когда я предложил развод, вы спросили, на что ваш муж будет жить. Что стало с этими пятьюдесятью тысячами?

— Их нет.

— Где же они?

— Он спустил их в три недели. Он купил на них цирк, — с какой-то безнадежностью ответила Стэфани.

— Почему цирк?

— Ему так захотелось.

— И что же?

— А ничего. Он воображал, что все, к чему он ни прикоснется будет превращено в золото. Через месяц мне пришлось продавать его цирк с торгов. Он готов уже был выпустить хищников на волю и сбежать, но я успела вмешаться. Это обошлось мне в четыреста тридцать фунтов, шестнадцать шиллингов и пять пенсов.

— Я не виноват.

— Как всегда.

— А что было делать? Слон заболел гриппом. Министерство здравоохранения запретило представления и не разрешило мне переехать в другой город, потому что животные могли стать переносчиками ящура.

— И это все?

— Все, — грустно заключила Стэфани. — Как бы там ни было, а его пятьдесят тысяч принесли моему капиталу не прибыль, а четыреста фунтов убытка.

— А вы ждали доходов?

— Да. Достойных принца и героя, а мне пришлось содержать червяка. А теперь вот вдобавок имеет наглость требовать развода.

— Ничего подобного, — возразил Фархшем. — Я ничего не требовал. Это предложил господин поверенный. Разве я могу позволить тебе развестись со мной?