Патриция Хилсбург - Изгнание из Эдема Книга 1

— Скажите, мистер Фархшем?

— Я? Что?

— Почему вы женились на мисс Фархшем?

— Не надо ему вопросов, — быстро ответила Стэфани.

— Я хотел бы знать…

— Разве это нужно объяснять? — Стэфани наклонилась над столом и улыбнулась.

— Мистер Фархшем…

— Но ведь я все объяснила вам, почему я вышла замуж за этого человека, — Стэфани всем своим видом показывала, что слова Джона Фархшема ничего не прибавят к сказанному ей и не будут иметь никакого значения.

Но Джон Фархшем, приосанившись, расправив свои плечи, все же решил сказать свое слово:

— Вы вряд ли поверите мне, — он посмотрел на адвоката, а потом на всех остальных по очереди, — но она, когда всерьез захочет, умеет быть чертовски обворожительной и неотразимо милой и доброй.

Сверху вниз посмотрев на присмиревшего мужа, Стэфани все же придерживалась оппозиционных намерений, хотя в голосе ее промелькнула почти ласка:

— Почему не поверят?

— Ты себя не видишь сейчас.

— Что ты имеешь в виду?

— Он знает, что я имею в виду.

Стэфани вопросительно посмотрела на адвоката.

— Наверное, опять какая-нибудь глупая шутка, что вы называете юмором?

Вальяжный, с вернувшимся к нему апломбом Эндрюс Блэкфорд, решил все же напомнить о себе:

— Вы несете чушь, Фархшем.

— Чушь?!

— Да, да. Ваша жена — самая очаровательная женщина на свете.

Окончательно успокоившись, Стэфани уже стояла за спиной у Эндрюса Блэкфорда, но волосы ему не ворошила, там была такая идеальная прическа, что разрушить ее было бы кощунством, и даже Стэфани, видимо, не решалась на это.

— Не говорите так при них, Эндрюс.

— Я скажу это всему свету, уважаемая Стэфани.

— Не надо, не надо. Лучше увезите меня в такое место, где мы будем одни и повторите все в том же духе. Если хотите сказать всему свету, то лучше мне одной, наедине.

Улыбка, засиявшая на лице Джона Фархшема, сделала его лицо значимым и привлекательным. Он наклонился над столом и обратился к Эндрюсу Блэкфорду с надеждой:

— Уважаемый мистер Блэкфорд, ради всего святого, увезите ее, увезите подальше и в хорошее место.

— Ты этого хочешь, Джон? — как бы между прочим спросила Стэфани, но не придавая этому вопросу уже никакого значения и внимания.

— Увезите, увезите, пока она не свела всех нас с ума. Я прошу вас.

Адвокат заволновался — вся работа ускользала от него, все в этом кабинете, похоже, решили свои проблемы без него и собирались покинуть этот кабинет без его помощи и совета.

— Спокойствие, спокойствие, — поспешно сказал он.

Все с удивлением повернули к нему головы и за всех ответила Патриция:

— А мы все спокойны.

— Я уже сам не понимаю, где я, — признался адвокат и посмотрел на всех по очереди. — Вы все пришли ко мне за советом, но не говорите, что же вы хотите.

— Но я рассказала вам почти все, — с удивлением и некоторым возмущением прозвучал голос Стэфани.

— Вот я и считаю, уважаемая мисс Фархшем, — строго сказал адвокат. — Не лучше ли вам развестись?

— Что?!

— Как?!

— Зачем?!

Три вопроса обрушились на адвоката, и он не мог сразу сообразить, кто что сказал.

После того, как все опять смолкли, голос Стэфани зазвучал, подавляя попытки всех остальных вставить хотя бы слово:

— А на что будет жить этот несчастный? — она кивнула в сторону Фархшема — и стала с расстановкой объяснять адвокату: — У него за душой ни цента. Ведь если бы дядя не пристроил его в страховую контору, он стал бы боксером и теннисистом-профессионалом. Впрочем в конторе от него все равно никакого толку. — Она махнула рукой и опять спокойно присела, с подозрением прислушавшись, как тихо крякнул хорошо подделанный Чипендейл.

— Послушай, Стэфи, Сэдверборгу и всем остальным все это совершенно не интересно, — вяло возразил Фархшем и провел рукой по своей все еще топорщащейся шевелюре.

Но успокоить Стэфани Харпер, если она сама этого не хотела, было не просто.

— Не интересно!

— Стэфи…

— Должно быть интересно!

— Я прошу…

— Не надо меня просить. Я так решила и расскажу всем. Замолчи, Джон!

— Молчу.

— Вот так! Когда Джон сделал мне предложение, он был слишком глуп, чтобы понимать, какая это наглость!

— Вот видите!

— Я сдержала слово, данное отцу. Я вручила ему чек на сто пятьдесят марок и попросила его: «Превратите их за полгода в пятьдесят тысяч, и я ваша!»

Эндрюс посмотрел на Стэфани и заметил, между прочим:

— Вы мне этого никогда не рассказывали.

— А зачем? Возмутительная история.