Наталия Терентьева - Лошадь на крыше

— Рыбки не надо. Еще кофэ, еще пива, не холодного, шоколадку и красный «Данхил», — ответила я, ненавидя саму себя. Уходи, Наташа, отсюда, садись дома и сиди. Жди звонка. И ненавидь саму себя в одиночестве.

— В твоем возрасте, Натали, курить вредно.

— В моем возрасте вредно жить. Чипсы и зажигалку. Еще деньги возьми… — Я протянула ему купюру.

Есть я не хотела, зажигалка лежала у меня в сумке, мне просто хотелось подольше побыть одной, пока он заказывает у стойки бара.

Джамперу было противопоказано всякое движение. Пока он был неподвижен, особенно как будто бы в задумчивости за рулем, он казался даже симпатичным. Но как только он начинал двигаться, он становился похожим на постаревшего Буратино, с резкими, излишне энергичными движениями, страшноватыми гримасами и неправильным механическим голосом.

После шашлыков в кафе на берегу реки Джампер отвез меня домой, но целоваться не полез и в гости не просился. Я немного отмякла — человек явно скромный, может быть даже порядочный. Пусть себе «хыкает» на украинский манер, слова смешные говорит. Что от этого меняется?

Он настойчиво звонил мне, вроде и не замечая, что не очень мне нравится.

— А-лё? — по-бабьи жалобно произносил в трубку Джампер, как будто спрашивая меня о чем-то, на что я никак не могла ему ответить. Моя безысходная тоска начинала подсасывать меня еще сильнее, и я против воли отвечала:

— Да, Сережа. Что?

— Как настроение? Прогуляемся?

— Настроение паршивое. Прогуляемся.

— Натали, на высшем уровне у всех должно быть хорошее настроение.

— Ладно, Сережа. У меня хорошее настроение.

— Хорошее?

— Хорошее. Очень хорошее. Отличное.

— Молодец, Натали, делаешь успехи. Может, на дискотечку?

В тридцать два года я начала ходить на дискотеки, каждый раз ожидая, что меня спросит охранник на входе: «А вам… гм… девушка… точно в эту дверь, не в соседнюю? Там как раз поликлиника… для таких оригинальных, как вы…» А что делать, когда не спится, не естся, не смеется, не читается? Когда любимая музыка кажется скучной и бессмысленной, когда не спасают книги и раздражают рассказы подруг о подрастающих детях… Когда в твоем собственном доме тихо и пусто, нет пыли, нет лишних предметов, нет игрушек и доверчивых, требовательных глаз, не отпускающих тебя ни на шаг… Когда мир вдруг становится пустым и тусклым, и ты понимаешь, что это — правильно. Что правы они — мой любимый человек Комаров со своей густой взъерошенной челкой и загадочная Вика, которую можно обмануть, но нельзя бросить.

— Да, Сережа, на дискотечку.

Танцуя до дурноты, запивая тоску пузырящимися, ярко подкрашенными коктейлями, я стала с ним встречаться.

Джампер намекал на совместную жизнь. Щедро платил в ресторанах, покупал креветки для домашних ужинов. Потом неожиданно для меня решил поселиться в моей квартире.

— Какой смысл платить за гостиницу? — проговорил он достаточно осторожно и, улыбнувшись, обвел глазами уже хорошо знакомую ему комнату. — Все равно я живу у тебя. Ну, почти что…

— Ну да… — ответила я.

Некоторое время я думала, как бы так сказать, чтобы не очень обидеть Джампера, и все смотрела на его большую синюю сумку, подозрительно набитую в этот раз. Не мог же он приехать с вещами, вот так, просто?.. Но увидев, как он поглядывает на шкаф, видимо уже прикидывая, куда лучше разложить штаны с майками, я не выдержала:

— Сережа, твое спортивное общество «Луч» больше не хочет платить за гостиницу? Ты не оправдал их надежд?

— Натали… Э-эх!.. — Он заложил руки за голову и откинулся на диване, стукнувшись головой об стенку.

Пока он, досадливо цокая языком, растирал затылок, я продолжала. Надо успеть, пока мне совершенно некстати не стало его жалко.

— Может, тебе стоит снять квартиру? Только поближе к ЦСКА или к Лужникам… чтобы не мотать свою «коханочку» через весь город…

Джампер стряхнул с рук прилипшие светлые волоски и хмыкнул:

— Натали, ну ты даешь…

Джамперу явно не нравилось придуманное мной имя для его машины, у которой киевские номера начинались с «КХ».

А я в который раз пыталась все делать так, как было в той, прежней, перечеркнутой теперь жизни, с другим, любимым… Мне было так привычно, что его бордовая семерка имела ласковое имя Сёма. Он любил ее так, как любил все, что ему в данный момент принадлежало.

Серега как будто и не обиделся, что я не предложила ему полку в шкафу и личные домашние тапки. Он уехал в тот день, как обычно ухмыляясь и приветственно помахивая мне длинной рукой, будто надломленной в локте в другую сторону.