Елена Гонцова - Ниточка судьбы

— Наверное, он уже тогда был по уши влюблен в прапрабабушку? Она ведь была настоящей красавицей.

— Не исключено, — ответил дед. — Но ты не мешай мне. Старец открыл Никите Романовичу, что тот получит все по своим желаниям. Кольцо, дескать, обладает силой открывать красоту искусства, силой волшебной помощи можно понять природу света, цвета, звука. Но в нем заключена и серьезная опасность.

«Когда ты познаешь тайны ремесла, — говорил старец, — в тебе пробудятся мысли о славе. Гони их, они приведут к гибели. Для начала ты потеряешь власть над кольцом. Оно станет двигать твоими чувствами, побуждениями, заберет волю, возможность любить. А после отнимет способность творить. Только тогда ты уже не сможешь жить как прежде. Ты будешь страдать, подчинишь свою жизнь тому, чтобы вернуть это волшебное умение».

О славе Никита Романович тогда ничего не думал и принял перстень с сердечной благодарностью. Старец добавил также, что перстень будет служить всему потомству Никиты и совершенно безопасен для женщин. Простой девушке, не наделенной жаждой творчества, он поможет избавиться от дурных, нечестных кавалеров, а хорошего, положительного человека, наоборот, притянет.

Да и тем из рода Евы, кто видит мир особенным образом, кольцо будет способствовать в рукоделии, в домашних занятиях, в музицировании и прочем, чем любят заниматься женщины. Ведь помыслы о славе к ним не приходят, а значит, нечего опасаться.

— Что же это за старец такой, дедушка? — удивилась Вера. — Он больше похож на какого-нибудь восточного мага.

— Не знаю, но одно безусловно — старец был настоящим мудрецом. Он говорил, что не нужно желать славы, надо лишь учиться стяжать божественную любовь. Да и выбирать кавалеров при помощи кольца тоже не стоит, браки совершаются на небесах, и надо быть послушными высшей воле. Вскоре Никита Романович вернулся на родину, вышел в отставку, женился на твоей прапрабабушке, они поселились в усадьбе Никиты Романовича в Красном Селе и…

— …Никита Романович стал замечательным живописцем? — быстро догадалась Вера.

— Не перебивай! Да, есть в нашем роду свидетельства, что несколько чудесных портретов, на которых изображена Елизавета Андреевна, принадлежат именно его кисти. Но все же мысли о славе стали посещать Никиту Романовича, стали терзать его, можно сказать, подобно хищному зверю. И неизвестно, чем бы все закончилось, если бы не одна история, которая не замедлила приключиться…

Однажды, закончив великолепный портрет маленького сына, а детей тогда в семье было уже трое, Никита Романович с особенной грустью подумал о том, что его искусство закрыто практически для всех и что свой талант он определенно зарывает в землю. С неудовольствием вспоминал он предупреждения старца, но против воли святого пойти не смел.

И в тот же вечер перед усадьбой остановилась легкая коляска, из которой явился изысканный европеец, заблудившийся по дороге из Петербурга в Москву. Заезжий гость оказался человеком бывалым и ученым, он самым высоким образом оценил искусство Никиты Романовича. К тому же хозяин, уговоривший гостя не торопиться с отъездом, между делом написал его замечательный портрет в облике эдакого провинциального Мефистофеля.

Видать, за чаркой доброго вина он полушутя поведал заезжему иностранцу, что тайна его мастерства заключена в магическом индийском кольце. Не осуждай Никиту Романовича, Вера, немудрено проговориться на столь диковинную тему. На следующее утро в усадьбе не оказалось ни гостя, ни портрета, ни перстня.

Никита Романович срочно снарядил погоню, но итальянец как сквозь землю провалился. Явился он сам на третий день. Пешком, оборванный, избитый, голодный. Бог знает что с ним произошло. Рухнул перед Никитой Романовичем на колени и протянул ему перстень, закатив от ужаса глаза. Европеец все время оглядывался.

— А что же такое случилось? — испугалась Вера, посмотрев на свое кольцо, мерцающее таинственным холодноватым блеском.

— Да ничего особенного, — ответил дед. — Перстень проявил свою мощь, заставил вернуть себя настоящему владельцу. Итальянец признался, что по дороге в Москву он увидел наяву разверзнувшуюся бездну, столь глубокую и страшную, что даже первый ее круг на время отнял у него рассудок.

Жирный и мерзкий бес уже вытряхнул злоумышленника из элегантного костюма. Никита Романович выслушал это признание, взял кольцо, простил несчастного злодея и проводил со двора. Но после этого случая сильно загрустил, забросил занятия живописью, его снова потянуло на войну.