Гайя Колторти - Анатомия чувств

В первый момент Сельваджа показалась тебе даже слишком худой, помнишь? Но нет, у нее было изумительное тело и прелестное лицо. Ты не мог оторвать взгляд от этих огромных, выразительных зеленых глаз, таких же, как у твоего отца (тебе-то достались по наследству от матери, при всем к ней уважении, обыкновенные, карие, ничего особенного). У нее был тонкий профиль и хорошо очерченный лоб, по крайней мере тебе так показалось, скрытый под очаровательной челкой.

В отличие от тебя, у нее были не темно-каштановые, а черные как смоль волосы, шелковые, блестящие, длинные — почти до лопаток. От них исходил легкий приятный запах, и тебе сразу же захотелось окунуть лицо в эти прекрасные волосы, небрежно схваченные на затылке в хвост. Но ты же не был слюнявым романтиком, потерявшим голову от такой красоты и готовым на безрассудные поступки. Ты сдержался.

Она приблизилась, а ты так и застыл на полпути. Она бегло оглядела тебя с головы до ног.

— Мама, да он просто копия Джонни Стронга! — воскликнула она, бесцеремонно разглядывая тебя со всех сторон с удивленным выражением лица, будто увидела инопланетянина.

О’кей, приходилось признать, ты действительно чем-то напоминал актера Джонни Стронга, хотя такого уж безусловного сходства, как казалось ей, все-таки не было. У вас со Стронгом была однотипная форма лица, темные растрепанные волосы и «Camel light» в уголке губ, которая обычно добавляла шарма твоему облику. Но в тот момент, застигнутый врасплох, ты непредусмотрительно оказался без сигареты. Проклятье! Конечно, если подумать, этот образ как copyright принадлежал Голливуду и актеру Джонни Стронгу, но если богине в коридоре он нравился, то чего ради отказываться от него, мой дорогой Джованни, даже на уровне позы ?

Правда у тебя был еще более меланхоличный вид человека себе на уме, чем у беспокойной и вечно подающей бог знает какие надежды на вечер актерской знаменитости. Это, однако, не исключало многозначительных взглядов девчонок, когда ты проходил по улице. Но вернемся к ней.

Она легко ущипнула тебя за руку, без всякого на то разрешения, и ты отшатнулся в недоумении. Очевидно, она была недостаточно воспитана, чтобы понять, что ты намерен сохранять дистанцию. Этим легким прикосновением она будто ключом открыла и вытащила наружу твои самые потаенные чувства и мысли, словно выставив тебя напоказ — бац! — голым .

Она, казалось, тоже на какое-то мгновение смутилась. А ты тем временем в который раз старался заставить себя думать, к величайшему твоему огорчению, что она твоя ближайшая родственница, а посему ты не можешь обращаться с ней просто как с девушкой.

Но легкое и нежное прикосновение как молния пронзило и обожгло тебя изнутри, наполняя чем-то удивительным и неопределенным, чего ты, будучи стопроцентной сардиной в масле, до сих пор еще не испытывал. О, ты струсил! Она вызывала в тебе такие необычные эмоции! Тебе безумно хотелось тоже коснуться ее, но ты не мог, потому что ты был ее братом, и это налагало табу на все — от самых простых жестов до самых натуральных инстинктов!

Если бы только она не была твоей близкой родственницей, ты бы призвал на помощь все свое красноречие, чтобы завести с ней разговор, и рано или поздно дело дошло бы до поцелуя. Но ты не мог, и эта мучительная очевидность приводила тебя в уныние, в состояние обреченности, которое до тех пор было тебе незнакомо.

Эта рука, которая теперь касалась твоих волос, а затем щеки, эти восхитительные глаза, украдкой изучавшие тебя, были искушением, которое ты должен был любой ценой преодолеть, потому что, сказать по правде, испытывать что-то большее, чем братское чувство привязанности к ней, считалось омерзительным. Она сводила тебя с ума с первого же прикосновения, и ты молил Бога, чтобы родители в тот же вечер разругались навсегда и запретили бы вам с Сельваджей встречаться или хотя бы чтобы только в эту ночь вы остались под одной крышей.

— А ведь правда, да? Ну, Джованни, чего ты ждешь, не стой там как истукан! — сказала мама.

— Обнимитесь, что ли! — предложил ваш сумасшедший отец.

Наверное, ты убил бы его в тот момент, если бы твоя сестра не повисла у тебя на шее. Ты так и замер не дыша, распластанный под этим монолитом, не способный ни к каким действиям.

О боже! Она пахла свежестью и мылом — абрикосовым! — а еще неповторимым теплым ароматом только что высушенных феном волос, сразу же после шампуня и бальзама!

Неловким движением ты отстранил ее, чуть только смог пошевелиться, хотя она настойчиво пыталась задержать свою назойливую руку на твоем плече. Ехидно улыбаясь, она почти болталась на тебе, как на качели!