Лилия Дворянская - Райская птица

Дополнительные сведения. В юности увлекался орнитологией. Ведет здоровый образ жизни. Из проблем со здоровьем - аритмия. Характеризуется как властный, жесткий, решительный, уверенный в себе человек. В порочных связях замечен не был.

Прочитав последнее предложение, Аня хихикнула. Затем перевела курсор наверх и снова посмотрела на его фотографии. В этот момент где-то под подушкой раздалась мелодия входящего звонка. Пошарив рукой, она достала телефон и, не глядя, нажала кнопку принятия вызова, сказав короткое "да".

-- Добрый вечер, Анна, - раздался в трубке глубокий низкий голос, - это Ален Блэккет.

- Добрый вечер, рада слышать вас, Сенатор Блэккет, - поприветствовала его Аня и, не понятно по какой причине, ее вдруг охватило трепетное волнение.

Но она быстро взяла себя в руки и игриво добавила:

- Не поверите, но я только что вас вспоминала.

Он подхватил ее тон и проговорил:

- Возможно, я почувствовал это, поэтому решил позвонить. А что, если это незримая энергетическая связь?

(Ах ты, сукин сын, - думала Аня, - Решил со мной по заигрывать, ну-ну...) А вслух произнесла другое:

- К сожалению, Сенатор, метафизика не мой конек, поэтому просто поверю вам на слово.

- Анна, зовите меня Ален. Вы еще не уехали домой?

- Нет, Ален, мы улетаем послезавтра утром.

- В таком случае, могу я пригласить вас завтра на обед?

- Смотря в какое время вы обедаете, - отшутилась она, - я смогу освободиться только после четырех дня.

- Отлично, значит, встретимся ровно в шесть. А что это будет: поздний обед или ранний ужин мы с вами решим на месте, а заодно обсудим вопросы метафизики. Я зайду за вами. Полагаю "Джеферсон"? - уточнил он название отеля.

- Все верно, - подтвердила Аня.

- Тогда до встречи, Анна, - попрощался Блэккет.

- До встречи, Ален, - отозвалась она.

Аня отключила звонок и отложила телефон. "Черт, черт... какой у него все-таки потрясающий голос" пристукнула она кулачком подушку. Потом сказала самой себе:

- Так, дорогая, стоп! Тебе надо влюбить его в себя, а не наоборот.

Глубоко вздохнув, она снова взяла телефон и набрала Макса, сообщив ему:

-- Максим Сергеевич, не рассчитывайте завтра на меня после пяти часов, меня пригласили на обед.

Макс чуть присвистнул:

- Ты, птица моя райская, только не забудь послезавтра к самолету прилететь.

- Вот еще, - фыркнула Аня, - "руссо туристо - облико морале".

И повесила трубку.

-7-

За окном из огненного ковра тысяч фонарей стремились ввысь бездушные прямоугольные коробки зданий с ярко-горевшими желтыми окнами. Над всем этим расстилалось черное беззвездное небо. Ален Блэккет безучастно смотрел на огни ночного города из окна своей вашингтонской квартиры, расположенной на 25 этаже небоскреба и думал: Зачем он это делает? Если его электорат узнает о связи с русской, то это не только не добавит ему очков, да еще, пожалуй, снизит его политический рейтинг. А с другой стороны, да нет еще никакой связи... и не факт, что будет. Ох, Анна... у нее такие лучистые глаза и милая ямочка на щеке. У моей дорогой Энни была такая же ямочка и она также, чуть щурила свои серо-зеленые глаза, когда улыбалась. Ах, Энни, Энни, зачем ты меня так рано покинула?

Прошло шесть лет со времени той страшной аварии, которая унесла жизнь его дорогой жены. Он помнит все в мельчайших подробностях, как будто это случилось вчера. Был воскресный день, она отправилась за покупками, обещала быть дома уже к обеду. Но больше не вернулась. Вечером пришли полицейские: "Мистер Блэккет...". "Сенатор", поправил тогда он. "Сенатор Блэккет, нам очень жаль. В машину вашей жены врезался грузовик, его водитель был пьян. Мы его задержали. Тело вашей жены в Окружном морге". Вот тогда ему и поставили этот диагноз "аритмия".

Почему они с Энни не родили детей? Сначала казалось, что рано, еще можно немного подождать. А потом внезапно стало поздно, когда у Энни обнаружили хоть и доброкачественную, но опухоль.

Теперь него был только один "ребенок" - политика, которому он посвящал все свое время и всего себя. Даже не оставалось времени на женщин, да ему и не хотелось тратить на них свое время. Никто не мог заменить ему "его милую Энни". А эта русская вдруг что-то изменила в нем, что-то шевельнулось в его душе, как будто живой росток пробил толстый слой асфальта. Он вдруг ясно осознал, что Энни нет, ее не вернуть, но он-то сам жив. Анна Воронова его заинтересовала, она казалась такой светлой, такой искренней, ей хотелось верить. А еще она была Анной, даже ее имя напоминало ему имя его потерянной жены.