Фэй Уэлдон - Ненавижу семейную жизнь

— Я не шпионила, — говорит Хетти. — Я несу за нее ответственность. И должна знать, что происходит.

— И что же такое происходит? — спрашивает Мартин. — Только не надо глупых домыслов. Есть еще что-то, чего я не знаю? — Он страшно сердит, а ведь только что казался таким спокойным и был такой красивый, когда она увидела его на скамейке возле церкви. Да, ему пришлось сбежать с работы, чтобы улаживать домашние неприятности. Начальство этого не любит, хотя на словах может сколько угодно выражать сочувствие. У Хетти чуть не сорвалось с языка, что пусть он возвращается в редакцию, она возьмет все в свои руки, но сдержалась — зачем ей Мартина отпускать? Он ведь отец.

— Никакая Агнешка не полячка, — говорит Хетти. — Она с Украины. Совсем рядом с Польшей. Какая ужасная игра случая, какое издевательство с этими адресами. Я думаю, она училась в школе по ту сторону границы, но все равно по паспорту она украинка.

Мартин задумывается. Хетти рассеянно наклоняется и рвет маргаритку, дает ее Китти, и Китти тут же тянет цветок в рот.

— Как давно ты все это знаешь и скрываешь от меня? — спрашивает Мартин. Спрашивает жестко и враждебно. Совсем на него не похоже. — Мы могли бы что-то сделать, пока дело не зашло так далеко. Стоит попасть в эти дурацкие списки, и конец, в тебя вцепятся, как бульдоги, и не отпустят.

Он вырывает маргаритку изо рта Китти. Китти кривит ротик, но не плачет. Чудесный, храбрый ребенок. Мартин не говорит Хетти, что она плохая мать, но она знает, что он так думает, и знает, что он, наверное, прав. Что ты за мать, если позволяешь своему ребенку есть кладбищенскую маргаритку?

— Мартин, Агнешка всего лишь няня, — спокойно говорит Хетти. — Мы обходились без нее, пока она не появилась, и точно так же будем обходиться, когда она уйдет.

— Сомневаюсь, — говорит он. Потом замечает, что становится холодно, поднялся ветер, лучше им всем зайти в церковь и подождать Агнешку там.

— Китти там не понравится, — возражает Хетти. — В церкви всегда так темно и мрачно.

— Агнешка ходит к поздней литургии раз или два в неделю, — говорит Мартин. — И берет с собой Китти. Китти нравится. Ты что же, не знала?

— Не знала, — говорит Хетти.

— Не очень-то ты интересуешься жизнью своего ребенка, — говорит Мартин со смехом, но в его смехе звучит какая-то непривычная нота.

— Ладан канцерогенен, — говорит Хетти, — и я не хочу, чтобы Китти забивали голову всей этой чепухой про Деву Марию, Матерь Божию, блудницу Марию Магдалину и прочими выдумками. Ей предстоит жить в новую эпоху — благодарение Богу!

— Лучше вырастить ребенка в любой системе религиозных ценностей — не важно в какой, чем в полном ее отсутствии, — говорит Мартин. — От веры легче прийти к безверию, чем от безверия к вере.

— А, запиши это себе для какой-нибудь статьи, — отмахивается Хетти.

Китти смотрит то на отца, то на мать, она чувствует, что они ссорятся, и губки ее опять кривятся. Она выталкивает что-то языком изо рта, это лепесток маргаритки. Снова начинает его жевать. Родители не обращают внимания. Китти ничего не понимает.

— Стоит ли сейчас спорить о религии, у нас есть заботы поважнее, — говорит Мартин, вспомнив об усвоенных им приемах дипломатичного поведения. Не зря же он учился на курсах управления.

— Не сердись, — говорит она. — Меня оцарапала Сильви, я расстроилась.

Из церкви выходит Агнешка с отцом Фланаганом. На ней и сейчас красное платье Хетти, а также коротенький пиджак из искусственного меха, который стал Хетти тесноват. Хетти знает, что, загляни она в Агнешкин гардероб, она наверняка найдет там массу своих вещей, но бог с ними. Они или больше ей не годятся, или не подходят для работы. Да и Мартин говорит, что чуть пополневшая Хетти нравится ему гораздо больше. А так что же, одни кости. Секс у них сейчас бывает часто, чуть не каждую ночь, и очень яркий, хотя во время близости они молчат, и это странно волнует Хетти.

Отец Фланаган машет им рукой от двери и снова скрывается в церкви. Китти протягивает ручки к Агнешке, хочет, чтобы та ее взяла. Агнешка садится на скамейку рядом с Мартином, Китти у нее на коленях. Снова выглянуло солнышко, все опять кажется таким мирным и незыблемым.

— Мне так стыдно, — говорит Агнешка. — Вы меня приняли как родную, а я вам все время врала, теперь меня вышлют обратно, а мама останется здесь, в Нисдене, с моей сестрой, а для меня места нет. Та воровка-кондукторша украла сначала моего парня, а теперь вот посылает на мой компьютер страшно сказать какие гадости.