Фэй Уэлдон - Ненавижу семейную жизнь

— Конечно, может быть, мне просто померещилось, что она прижимала под столом свою ногу к ноге Алистера, — говорит Барб, — я была тогда в совершенно невменяемом состоянии. Ты заметила, что мы любим подозревать других в том, что делаем сами?

— Как, ты прижимала под столом ногу к ноге любовника?

— Да, раза два случилось такое, — признается Барб. — Когда Тэвиш монтировал фильм. Алистер его к нам пригласил, ну и не могла же я его не пустить. Потому-то Алистер так и расстроился. Как, в его доме, за его собственным столом, ну и так далее. Но сейчас он отошел. И конечно, я должна плясать вокруг бедняги.

— Думаю, что должна, — говорит Хетти. Ей ясно, куда Барб клонит. Если она и в самом деле родит ребенка, она попытается переманить к себе Агнешку более высоким жалованьем. Денег у Барб навалом, дом роскошный. Хетти надеется, что Агнешка останется ей верна, но ведь как знать. И она говорит, что у Барб еще довольно времени для размышлений, но Барб отвечает: нет, в три месяца в зародыш вселяется душа, и тогда уже ничего нельзя, тогда это убийство.

— Прости, ты это о чем? — в изумлении спрашивает Хетти.

— О вселении души, — поясняет Барб. — Я выросла в католической семье, так вот, душа вселяется в плод, когда ему три месяца. Президент Буш считает, что душа вселяется при зачатии, поэтому надо запретить исследования эмбриональных стволовых клеток, но я с ним не согласна. Алистер говорит, что Буш прав, и мы с ним по этому поводу жутко спорим. Так что если я буду что-то делать, надо, чтобы все было в тайне. Ведь сегодня согласия отца не требуется, верно?

— Не знаю, — говорит Хетти. — Но если Алистер считает, что это его ребенок, и потребует генетической экспертизы, а потом обратится в суд, чтобы запретить тебе аборт, я думаю, суд решит в его пользу.

— Довольно, остановись, — говорит Барб, и Хетти соглашается, что лучше и в самом деле остановиться. Барб кладет трубку.

Хетти идет в комнату Агнешки и смотрит на спящую Китти. Она думает о Ванде и Лалли, о Фрэнсис и о Серене и понимает, что обрубить ветвь у древа жизни великое преступление и никакие агнешки тут ни при чем. Она звонит Барб.

— Барб, я считаю, ты должна рожать этого ребенка, — храбро говорит она.

Барб никогда не понять, какого высокого самоотречения потребовало это решение от Хетти.

— Тебе хорошо говорить, — вскидывается Барб. — У тебя вся эта канитель с родами уже в прошлом, и у тебя есть Агнешка, и потом, ты никогда не волновалась о туалетах, о том, как они на тебе смотрятся. Не могу больше говорить, Алистер пришел.

Хетти слышит, каким бурным изъявлением любви встречает Барб вернувшегося домой Алистера.

В один прекрасный день, когда Хетти и Мартин на работе, Агнешка слышит, что на крыльце кто-то мяукает и скребется в дверь, она открывает и видит котенка. В семье из четырех человек — Хетти, Мартина, Китти и Агнешки — появляется пятый член, Сильви. Взволнованная и радостная Хетти звонит Серене.

— Знаешь, с котенком наша семья стала по-настоящему полной, — говорит она. — Теперь есть кто-то моложе Китти. Я всегда хотела кошку. Котеночек такой хорошенький, забавный, спрячется, а потом на тебя прыгнет, подскакивает в воздух на четырех лапах, как ягненок, и, я уверена, он с нами заигрывает.

Серена замечает, что в прежние времена бездомных котят на улицах было пруд пруди, но сейчас служба защиты животных бесплатно их стерилизует, и такой котенок большая редкость. Серена надеется, они развесили объявления в газетных киосках поблизости, дескать, найден котенок, и Хетти признается, что, в общем-то, нет, не развесили. Агнешка в нем души не чает. У Агнешки в Кракове была такая же кошечка, теперь их дом стал ей роднее.

Серена звонит мне и пересказывает свой разговор с Хетти.

— У меня просто слов нет, — говорит она. — Раньше Мартин и Хетти сделали бы все возможное, чтобы разыскать законного хозяина, им бы в голову не пришло оставить котенка себе, пусть он трижды очаровательный. Что с ними происходит?

— Теперь их главная забота — ублажать прислугу, — объясняю я. — Нормы нравственности испарились.

Я спрашиваю Серену, какой породы котенок, и она рассказывает, что, насколько она поняла, шерсть у него длинная, серебристого цвета, нос короткий, морда приплюснутая, глаза большие, круглые, оранжевые.

Я говорю:

— Кот персидский, персы очень дорогие. И к тому же им нужны для их кошачьих делишек поддоны, они во двор не бегают, от них по всему дому шерсть, они глупые, у Китти наверняка разыграется астма. И вообще, зачем было так называть ребенка? Неужели им никогда не приходило в голову, что в один прекрасный день им захочется завести кошку?