Каждый раз, когда Пэнси смотрелась в зеркала своей спальни, чтобы освежить косметику маленького, хорошо сохранившегося личика, поправить короткую стрижку и добавить к изысканному ансамблю заключительный штрих (шарфик, или платочек, или шифоновый цветок), она яростно говорила себе: «Что-то должно случиться… Так дальше продолжаться не может…» Однако все шло своим чередом. В спальне зазвонил телефон. Голос портье сообщил, что мадам ждет какой-то джентльмен. Пэнси устремилась вниз и обнаружила своего тощего, одетого во фланелевый костюм мучителя, лениво облокотившегося о конторку портье. Он беспечно поздоровался и пригласил проехаться на машине к мысу Антиб, где сегодня конкурс красоты, парад купальных костюмов, соревнование загаров.
— Пошли!
Могла ли Пэнси пренебречь его обществом в последний раз?
— А твои тетушки? — звякнул ее голос. — Смогут ли они обойтись без своего обожаемого племянника?
— Обойдутся. Тетушки предаются полуденному отдыху именно в это жаркое время дня. Я свободен. А теперь вперед! — воскликнул полковник, спускаясь вниз по белым ступенькам среди ослепительного сияния дня к ожидающей их шикарной машине. Поглубже надвинув шляпу на мерцающие голубовато-серые глаза, он одарил маленькую женщину тем самым «взглядом англичанина», за которым кроется или очень многое, или ничего.
— Так и прошел весь день, — сообщила Пэнси сыну по возвращении с прогулки. Она так и не поняла, на что намекал Джим!
Джеффри высказал предположение, что, возможно, тот и сам не знал. В этом — сила загадочных людей. «Сфинкс без загадки», — говорил Оскар Уайльд. Так гораздо надежней: ведь там, где нет загадки, никто ее не разгадает.
Джеффри угадал: этот человек действительно не ведал, чего хотел. Разве понимает ловкий кот, чего он добивается, позволяя полуживой мыши бежать, чтобы поймать ее вновь, — не ради же пищи, а ради спорта или игры?
Джим вел себя так с каждой женщиной, за исключением той, на которой женился. За его развлечения с другими она стала счетом, предъявленным ему невидимым официантом: он расплатился, когда жена покинула его…
После этого женщины опять стали спортом, в котором для Джимми, как и для героини Рода Браутона, важен был процесс охоты, а не сама добыча. Из того правила, что с английским любовником женщина может оставаться собой и, тем не менее, быть любимой, Хей-Молине стал выдающимся исключением. Он приветствовал любое притворство и обман, которые сулили ему захватывающие впечатления. Больше полковника ничто не интересовало. И вот — новая встреча с Пэнси, возлюбленной прежних, менее пасмурных дней.
Это было интересно! Пэнси оказалась одной из немногих женщин, сумевших не поддаться времени, и дело здесь не в тщательно сохраненной фигуре и неувядающем цвете лица, не в решительном и энергичном характере. Что-то глубоко заложенное в ней, какая-то притягательная основа, а может быть, что-то еще не развившееся, зреющее сохраняет образ вечной, бессмертной девушки. Джим видел это в Пэнси, как другие видели в матери Рекса Траверса. Поэтому после стольких лет встреч и разлук облик Пэнси и звук ее голоса, хоть и несколько изменившиеся, вернули ему мимолетное ощущение юности и свежести, заставили сильнее застучать закаленное и очерствевшее сердце.
Но этот пустяк не мог помешать твердому намерению Хей-Молине вернуться в Индию неженатым, увозя в воспоминаниях огромные тени вязов цвета индиго на траве Харлингема, нежность лиц английских школьниц на матче между Итоном и Харроу; бледные пальцы возлюбленной в струях воды, рядом с водорослями, проплывающими зелеными лентами вдоль плоскодонного ялика, когда она говорила с дрожью в голосе:
«Ну, что ж, если нам не придется встретиться до твоего отплытия, пусть это будет нашим прощанием, Джим».
Некоторый спад настроения вызвала встреча с ней и этим ее сыном здесь, на Ривьере, на пороге дома тетушек! Но это отнюдь не испортило последнюю неделю его отпуска. Наоборот, будучи тем, кем он был, полковник посчитал, что флирт с Пэнси будет украшать его жизнь, пока не поднимется трап корабля. Только, пожалуй, никаких драматических моментов, никаких прощальных сцен, вызывающих скуку.
— А его ненавистный корабль отплывает пятнадцатого! — жаловалась сыну Пэнси. — И наверняка повторится то, что уже было раньше. Он уплывет, и не останется ничего.
— Мамочка, бедное мое дитя! Ты не представляешь, как я тебе сочувствую!
— Не будь тогда со мной таким ласковым; ты заставляешь меня плакать, Джефф; а ты ведь понимаешь, что слезы могут сделать с ресницами женщины. Помоги мне взглянуть на жизнь более оптимистично! Ведь у меня было, по крайней мере — по крайней мере! — лет на десять больше счастливого времени, чем у многих других. В конце концов, я должна была уйти в отставку давно уже, дать отрасти волосам, одеваться поспокойнее и готовиться… к… к роли доброй бабушки для твоих детей…
Читать дальше