Алекс Стюарт - Фиктивный брак

Раздался девичий голос, чистый и звонкий, как щебетание коноплянки; дверь распахнулась, и Джой Харрисон, напевая, сбежала по лестнице. Она была словно воплощение собственного имени, которое означает: радость.

Радость — не косметические ухищрения, не кремы, не атропин — переполняла энергией каждую клеточку ее юного тела, созданного для наслаждения. Ей двадцать один год, она вся — порыв, она влюблена! Радость бурлила в ее сердце. Разгар мая! Радостный гимн весне срывался с ее полных розовых губ. Возлюбленный вернулся! Отчего же еще девушки поют?

— Говорят: кто утром поет, тот вечером плачет, — назидательно произнесла квартирная хозяйка, внося поднос с завтраком.

— Разве я пою, миссис Коуп? Я и не заметила. — Джой не слышала своего пения из-за того, другого, голоса… Едва она принялась за яичницу и чай, как этот голос опять зазвучал у нее в ушах. Ласковый, ребячливый, с ленцой, — с так называемым «оксфордским» выговором, он тянул: «Джой, прелесть моя! Ужасно соскучилась, да? Ну вот, я вернулся…»

Сквозь веселую суматоху лондонского утра, сквозь громыхание тележек торговцев, велосипедные звонки и гвалт воробьев она слышала голос из своих снов, голос Джеффри Форда.

Итак, Джеффри Форд.

Джой работала у него секретарем — ее самая первая работа в Лондоне.

Каждый день она спешила в его изысканно обставленную квартиру на первом этаже старого дома на Тайт-стрит, усаживалась в глубокое кресло с карандашом и блокнотом в руках, а он, в футуристическом шелковом халате поверх пижамы, слонялся по комнате и «наговаривал» последние главы «Ловушки». (Потом в рецензии писали, что «Джеффри Форд во втором романе употребил все свое знаменитое ребячливое обаяние, чтобы внести циничный и не лишенный остроумия вклад в литературу о современном браке».) Джой заносила в блокнот стенографические значки под диктовку этого обворожительно ленивого голоса. Она наизусть знала повадки Джеффри Форда, как он перед очередным блистательным пассажем, задумчиво сдвигая брови (немыслимо хорош собой!), нараспев произносил: «О чем я говорил? Прочтите последнюю фразу, пожалуйста! М-м… Начнем сначала…»

Довольно скоро работа обернулась любовью. Волшебник Джеффри изменил мир для Джой. Именно он научил ее всему, что она теперь знала. Даже одеваться…

— Прелестное платье, если мне позволено заметить, мисс Харрисон! Вам очень идут пастельные тона, они подчеркивают вашу яркость. Знаете ли вы, что вы из тех редких женщин, что прелестнее без помады на губах? Ваш рот — словно два лепестка… Эту нежную розовость наперстянки нельзя трогать! — говорил он авторитетно. И что же?

Разумеется, ждать пришлось недолго. Это случилось в то утро, когда сломалась пишущая машинка. Писатель, запнувшись на полуслове, раздраженно спросил:

— Что с этой штукой? Вы не знаете?

— Она сломалась. Вы не посмотрите ее, мистер Форд? — попросила Джой, ибо, будучи дочерью моряка, питала иллюзии, будто все мужчины «мастеровиты» и «разбираются в механизмах».

— Я с удовольствием посмотрю, но, боюсь, ничего не увижу. Я плохой механик. — Он наклонился к машинке, но смотрел только на девушку, на копну ее каштановых волос, упавших на лицо. Откинувшись на спинку стула неосознанно изящным движением, она взглянула вверх, на него. И Джеффри поддался соблазну. Он не только тронул эти полные, мягкие, нежно-розовые губы своими; он их хватал, терзал, кусал… и отступил с часто бьющимся сердцем, потрясенный волшебной метаморфозой: его хорошенькая секретарша после первого настоящего поцелуя превратилась в теплую розовую нимфу, сияющую и завлекательно страстную!

Совершенно потеряв голову, он сделал предложение. Джой не могла поверить.

— Вы, написавший «Ловушку», делаете мне предложение? Ведь это ваши слова: «Жаворонок не поет в клетке, и если я буду заперт в клетке с одной женщиной, я не смогу творить».

— Когда я писал их, я еще не знал вас!

— Но знали других?

— Да, согласен! У меня были романы. И даже привязанности — такое бывает. Они мне очень нравились до какого-то момента. Но жениться! Это как обнаружить сор в варенье: я поел сладкого варенья, а под ним оказался сор, так что же мне — глотать его?

— И это вы говорите мне?

— Я говорю вам, потому что вы — другая.