Исай Калашников - Последнее отступление

На ночь их заперли в большой сеновал. Красногвардейцы легли на пол, усыпанный заплесневелой сенной трухой. Артем пристроился рядом с Андрашем Ронаи.

— Что они с нами сделают? — спросил у него.

— Не знаю.

— Я все равно убегу. Поведут, шмыгну в кусты…

— Убьют. Бежать надо, но не так…

Артем никак не мог уснуть. Прислушивался к шагам часового за дверью сеновала. Не спал и Ронаи. Он пробовал делать подкоп под стену. Но земля оказалась твердой, сухой. Сделать подкоп голыми руками было немыслимо.

Поздно вечером белые подняли тревогу. Послышалось ржание лошадей, стук копыт, ворчливая брань белогвардейцев. Андраш и Артем подползли ближе к дверям сеновала, прислушались. Возле них собрались и другие красногвардейцы. Шепотом переговаривались.

— Наши, видно, наступают…

— Не скажи. Будь наши на подходе, их бы как ветром сдуло.

— Может, пополнение пришло?

— Не похоже…

— Тише! — сердито сказал Ронаи. Он приник ухом к щели в двери. Во дворе переговаривались часовые. Артем напряг слух, но не мог разобрать слов: мешало чье-то сопение над ухом.

Топот копыт, бряцание оружия удалилось и растворилось в тишине. Андрош Ронаи хриплым голосом сказал:

— Где-то окружили красный отряд. Пошли на подкрепление. В селе, кажется, осталось совсем мало… Надо бежать.

Пленные заволновались. Беспорядочно зашумели. К дверям подошел часовой, резко постучал, крикнул:

— Плетей захотелось, краснозадые!

— Пускай пошумят, завтра их успокоют, — отозвался второй часовой.

В сеновале наступила тишина. Кто-то не сдержал вздоха.

— У меня есть план, — тихо сказал Ронаи. — Надо как-то заставить часовых открыть двери. Мы их сомнем и разбежимся.

— «Сомнем»! В момент перестреляют.

— Кто боится, пусть остается на месте, — резко оборвал Ронаи. — Есть желающие бежать?

— Есть.

— Есть.

— Есть, — сказал Артем.

— Ох, ребятушки, не валяйте дурака, — подал кто-то голос.

Злорадствуя, его поддержал другой:

— Закордонному комиссаришке так и так каюк. Вот он и мутит воду.

— Кто это каркает? — гневным шепотом спросил Артем. — Белые тебя, мерзавец, расстреляют либо нет, а мы наверняка хребтину сломаем. Попробуй еще тявкнуть.

Торопливо обсудили план действий, столпились у дверей. В дальнем углу один из красногвардейцев завыл дурным голосом: «Ой-ой, умираю». Андраш Ронаи ударил кулаком по двери, крикнул часовым:

— Эй вы, помогите человеку!

— Не пропадет, — отозвался часовой, — а пропадет, так урон небольшой.

Красногвардеец выл, не переставая. Ронаи колотил в дверь. Часовые не откликались. Наконец им, должно быть, надоел этот концерт.

— Что ему надо-то?

— А мы откуда знаем. Здесь темно.

За дверями тишина. Часовые, видимо, переговаривались. Немного спустя сквозь щели двери пробился неровный свет, звякнули запоры, дверь приоткрылась. В щель просунулся ствол винтовки.

— А ну, марш от дверей! — приказал голос часового. Красногвардейцы нехотя попятились. В сеновал боком протиснулся часовой, другой — сразу же захлопнул за ним двери. В левой руке часового был фонарь, в правой — наган.

— Ну, что тут у вас? — он поднял фонарь, всматриваясь в лица пленных, сбившихся в углу. У их ног корчился и орал человек. Часовой подошел ближе. Артем оказался рядом с ним. Он смотрел на жилистую темную руку, сжимавшую наган. Он ничего не видел, кроме этой руки и тускло поблескивающей вороненой стали нагана. Мускулы его тела напряглись, как перед прыжком.

Часовой наклонился над больным. В эту минуту руки Андраша Ронаи крепче железных тисков сжали его голову, ладонь закрыла рот. Артем рванул из рук часового наган, приставил дулом к переносице. Кто-то на лету подхватил фонарь. «Больной» перестал было орать, но Андраш приказал: «Кричи еще» — и он завыл пуще прежнего.

Часовой смотрел на Артема посоловевшими от страха глазами.

— Молчи! — шепотом говорил ему Ронаи. — Пикнешь — конец. Понял?

Но часовой ничего не понимал. Пришлось раза три повторить, прежде чем к нему вернулся помраченный страхом рассудок. В знак того, что он все хорошо понял, часовой моргнул глазами. Ронаи разжал руки, взял у Артема наган.

— Сколько человек на посту? — тихо спрашивал он.

— Трое. А еще трое спять в избе.

— Сколько вас в селе?

— Не знаю. Мало осталось. Ушли.

— Жить хочешь?

— Хочу. Не убивайте…

— Зови сюда своего товарища.

Часовой замялся.

— Зови. Или…

— Семен, а Семен… — неуверенно, сдавленным голосом позвал часовой.