Аласдэр Грэй - Падение Келвина Уокера

— Тогда, может, «Таймс»?

Он полистал «Таймс», кивнул, расплатился и рассовал покупки по карманам, оставив в руках только карту, над которой, развернув ее, поразмышлял, прежде чем уйти с вокзала.

Со стороны никто бы не сказал, что он фантастически возбужден и не представляет, куда его несут ноги. Сам он считал, что «знакомится с местом». Четкий стригущий шаг наводил на мысль, что он человек с характером и занятой, твердая линия рта и прямой взгляд выказывали полное равнодушие к окружающему, однако встававшие в упор или ухваченные краем глаза виды улиц ошарашивали и кружили голову: непривычные громады новостроек, славная старина, знакомая по фильмам и фотографиям в газетах, девушки и женщины, разодетые внове для него богато, броско и небрежно. Его возбуждение передалось ногам. Он не завтракал и почти не спал в дороге, но дико было даже подумать о том, чтобы засесть в ресторане. Другое дело — булочная или кондитерская: он, не задерживаясь, выходил из них с пирожком или плиткой шоколада. И еще бывали заминки, когда он сверялся с картой.

В третий раз за этот день пройдя через Трафальгарскую площадь, он рухнул на скамейку вблизи фонтана и постарался умерить возбуждение, переключив его на голову. Лондон — богатый город. Другие британские города — Глазго, например (он был в Глазго), — не жалели денег, обстраиваясь, они и сейчас при деньгах, но на севере деньги какие-то нерасторопные, то есть они, безусловно, сила, только — сдержанная сила. Те, у кого они есть, не стали свободнее. У них такие же суровые лица и так же скорбно поджаты губы, как у безденежных людей. А тут, в Лондоне, деньги, до поры скапливаясь, вдруг разом воплотились в богатство — может, всего год назад, а может, тому уже сотня, если не много сотен лет, — и богатство несло с собой свободу, порыв, непостоянство, безоглядность. Ему чудилось, что оно мурлычет себе под нос за фасадами старых и новых домов, напрягается под мостовыми, как перед семяизвержением. Образом здешнего богатства были хотя бы эти нарядные фонтаны, впустую переводящие народную воду. День стоял теплый, но порывами налетавший свежий ветерок, словно пригоршнями монет, осыпал водяной пылью проходящих мужчин и женщин, расфранченных и уверенных в себе, таких он прежде не видывал. Он в очередной раз уткнулся в карту. Он уже неплохо знал улицы в аляповатом треугольнике между Мраморной аркой, Вестминстерским аббатством и собором св. Павла, что было ему плюсом, однако полдня уже прошло, а пристанища у него не было.

— Это надо было поставить первой целью, — строго отчитал он себя. — Пусть теперь она будет очередная. А пока не помешает выпить что-нибудь горячее.

На Чаринг-Кросс-роуд он высмотрел маленькое кафе и зашел в него. В большинстве своем посетители расположились на улице у открытой двери, а он заказал у стойки чай и сандвичи и прошел внутрь, где было потише. Там уже сидел один — полноватый, приближавшийся к среднему возрасту, одетый просто, но дорого и куривший с выражением такой праздной беззаботности, что приезжему пришлось для равновесия напустить на себя деловитость. Он сложил «Таймс», подогнав кверху страницу с объявлениями о свободных рабочих местах, и стал внимательно читать, подчеркивая заинтересовавшие его места и методически кусая сандвич и отхлебывая из чашки. Потом он раскрыл записную книжку и переписал в нее названия фирм и адреса. Сбоку прошла девушка с чашкой кофе и села за столик к полноватому. Даже краем глаза она виделась во всех подробностях, потому что расцветкой напоминала дорожный знак: белые туфли, черные джинсы, белая блузка, темные глаза на бледном лице и длинные черные волосы. У нее был ясный, отрывистый и, пожалуй, невыразительный голос, если только скороговорка как раз не была призвана затушевать всякие чувства. Такую дикцию приезжему доводилось слышать в радиоспектаклях Би-би-си. Он упер ручку в нижнюю губу и устремил на нее хмурый раздумчивый взгляд, как бы погруженный в собственные проблемы. У девушки было красивое худощавое лицо, и в эту минуту она говорила:

— Наверно, мне нужно перед тобой извиниться, Майк.

Полноватый раздавил в пепельнице окурок и мягко пробормотал:

— Не обязательно.

— Я очень свински напилась?

— Ты порядочно перебрала.

— Джек, конечно, был плохой помощник?

— Ты лучше меня знаешь Джека. Как он сейчас?

— Еще спит. Ты молодец, что отвез нас домой.

— А для чего еще иметь машину? Как голова?

— Сейчас лучше. Я проснулась чуть свет, и меня вывернуло прямо на стул у постели. — Она хихикнула. — Сразу полегчало.