Александр Грог: Время своих войн 1-2

203:

Не скорому впереди быть, а спорому. Скорый на один рывок, на одно дело, а нет таких дел — на рывок. Всякое дело из множества состоит, слипаются, внутрь не втиснешься. Щелкай орешки от нижнего.

204:

Каждый человек должен быть готов к ответу за собственное движение. А за стояние отвечать не надо. Где бы только, на чем бы только не стал, не укрепился — это твое.

205:

Мутная вода всегда кажется глубокой. Не верь мутным, не ставь их подле себя. Ласковый язык все кости переломает. Прозрачный человек прост и неинтересен. Но окружай себя ими, со временем поймешь и красоту. Красота в простом, в затейливом много лжи попрятано.

206:

Когда знаешь, уже не лежишь, а бежишь. Чем больше знаний, тем дальше забежать хочется, голову во что–нибудь темное сунуть. Иди шагом, оглядывайся, что после себя оставляешь. Обычным человекам — обычные дела, да и ответ держать обычный. Тебе — за всех ответ: за людей, за землю, за имя свое.

207:

Начало жизни знаешь точнее точного, конец — смутно, но опять знаешь, что не избежать, чего же так середина пугает? На смирного сверху беда падает, наваливается, бойкий — сам в нее влетает. Беде быть всегда, это неотвратимо. Но бойкий влетит и вылетит, смирный под бедой останется, врастет ему в плечи. Всякое несчастье, кроме последнего, всего лишь пробный камень для человека, пристрелка к нему. А ты ворочайся! Не стой лунем под несчастьями!

208:

Человек в чужих делах — зрячий, в собственных — слеп. Тому, кто других ведет, такого не пристало. Не будь мелок и будь чист. Чужое людское позорище — смешно, собственное — лютая обида. Не делай людям обиды усмешкой.

209:

На каждое слово пошлину не удумаешь, человек будет говорить всякое. Положишь пошлину, тоже будут говорить, но самое дешевое. Иные разницы не заметят, но нужно ли дешевое подле себя?

Верь очам, а не речам. Глаза всегда открывай быстро, а рот не торопись.

210:

Сложно встать на какую–то сторону, когда стороны перемешиваются. Хочешь к войне охладеть? Понимай — с кем война, зачем и про что. О войнах заранее сговариваются — во сколько каждый мертвец станет. Такое обычно барыги, что войны начинают, просчитывают наперед. Бардак же на войне не с того, что не берутся во внимание подсчеты другой стороны — тех же барышников. Всякий бардак в плане — всем барышникам в расчет.

----

От автора Александра Грога (комментарий ко второй части):

Первую и наиглавнейшую оценку каждому даю такую — является ли он человеком, с кем бы хотелось преломить хлеб за столом. Каждый писатель или историк, да и просто человек, к которому прислушиваются, хочет он этого или нет, проводник какой–либо идеи. Он либо служит идее разрушения России (таких сейчас подавляющее большинство), либо терпеливо складывает стену, подбирает камни, в том числе и те, которыми приходится отбиваться. Цинизм в моде, не все разрушители идейны, но равны тем, что стали на сторону врага. Рушить много легче, это еще и поднимает в собственных глазах, возникает ощущение собственной значимости, такое еще в «песочницах» пройдено. Волнующее ощущение — рушить «чужое». Но уничтожая и принижая ничего собственного не построишь — это мираж. Пустота человека — тоже идея — идея воинствующей пустоты. За столом в собственном доме преломляю хлеб с людьми наполненными, кому, и это как минимум, — «за Державу обидно»! Сегодня нам навязывают не историю России, а стряпают историю «уголовных дел», одновременно увязывая ее с проблемами, которые должны интересовать сексопатологов и психиатров. Являясь по сути газетчиками, а не историками, больные и извращенные, прыгают блохами, надергивают из истории больное и извращенное, шарахаясь от здоровых проявлений патриотизма, не замечая подвигов, тщательно изыскивая скандальное, порой и додумывая его, утрируя, дополняя, в меру собственной пошлости, вытаскивая лишь исторические анекдоты, старясь придать им достоверность, внушая, что они и есть история…

От автора Ивана Зорина (комментарий ко второй части):

Мы знаем, что смертны, и ведем себя так глупо. Для неудачников писать трудно Писательский хлеб горек и скуден, масло приносят лишь бестселлеры. Выводя строчку за строчкой, которые прежде терпеливо придумываю по ночам, я утешаюсь тем, что талант от Бога, а трудолюбие доступно всем. Проза, как известно, не тайга — сквозь нее продираться не станут, однако сегодня, когда для выявления будущего успеха книгу достаточно прочитать ребенку, я ощущаю себя несвоевременным, как зимняя муха. Мое кредо заключается в том, что мысли и образы — я осознаю всю условность подобного разделения — должны чередоваться. Хотя в моем творчестве первые, возможно, и превалируют — таков склад моего ума, и тут уж ничего не поделаешь… С одной стороны хороший писатель, как фокусник, отвлекает сюжетом, а эффекта достигает за счет художественных приемов, которые сводятся к умению выстроить предложение, с другой — слова, что стежки, накладываясь друг на друга, стараются залатать дыры, а потом выветриваются. В памяти остается лишь суть. Или пустота. К тому же мысли, которые мучают писателя и которыми он хочет поделиться, свободны, как волки в степи, а слова, как охотничьи псы, загоняют их по клеткам, чтобы убить…