Dок Берг: Наглое игнорирование

— Мясокомбинат! — выразил увиденное. Кряхтя и оскальзываясь влез внутрь. Волков слышал чавкающие шаги, словно его приятель там по болоту шел. И стало тихо, гусеницы замерли. Прочавкало обратно, глухой тяжело спрыгнул на землю, обтер об нее ладони.

— Водителю спину вырвало и замяло остатки в педали, вот он и газовал. Видал такое раньше.

— Фто там? — уточнил Берестов.

— Фарш. Было с десяток немцев, но сколько не скажу – слоем лежат.

Неугомонный капитан приказал снять пулемет. Танкист было сунулся в кузов, но потом передумал и забрался спереди – по капоту. Залязгал металлом, меньше чем через минуту слез обратно – уже с МГ в руках. Остро воняло в воздухе кровищей с дерьмом и потому прочь от утихшего БТР пошли быстро. Повел всех троих капитан к танку, где кто-то громко и протяжно орал без перерывов.

— Попал Кутин оба раза, просадил бортовину и водителя убил, — сказал танкист.

Остальные промолчали. Берестов о чем-то своем думал, а Волков пер теперь фауст и ящик с гранатами, думая о том, что нафиг ему этот поход не сдался, а идти пришлось. К танку подползли вдвоем с Берестовым, танкист страховал.

Немец вопил совершенно нестерпимо. Как и думал толковый старшина – так орать можно только от лютой боли, но когда глотка и легкие целы. Немец-офицер, валялся рядом с гусеницей и орал, одна нога нелепо, словно у сломанной куклы, лежала на земле, другая зацепилась за край трака и тоже выглядела крайне неестественно. Волков сам себе удовлетворенно кивнул – раздроблен таз у этого эсэсовца, правильно предположил. Берестов нахально зажег фонарик, правда, поставив светофильтр все же. Танк вблизи производил еще более тягостное впечатление, короб из толстенной стали, созданный самыми умными людьми для уничтожения других людей, подавлял своими габаритами и несокрушимостью. Рядом с этим чудищем особо остро чувствовалась беззащитность хрупкого человеческого тела. Краска на броне была обожжена во многих местах, били по танку много и сильно, ан подошедший танкист, полазавший по гулкой стали, нашел всего две дыры – одна в башне, вторая – аккуратно напротив мехвода. В самой машине осталось двое танкистов – перебитый почти пополам наводчик и мехвод без головы. Это насторожило – может и не было больше других, но на всякий случай поглядели вокруг повнимательнее, под аккомпанемент воплей офицера у гусеницы.

И сильно удивились, найдя под танком трясущегося, невменяемого штатского. Вытянули его оттуда за шкирку, словно напакостившего кота, привели в чувство затрещинами. Сидел на земле и панически озирался. Оружия у него никакого не было.

— Тащ капитан, а с этим что делать? — спросил Волков у начштаба. Удивляло спокойствие Берестова, рисково он себя вел, мало ли что могло произойти, ночь же. И место незнакомое и мало ли кто лазиет тут. Пальнет сдуру – поди потом разбирайся!

Немецкий танкист что-то через силу выговорил. Требовательно, высокомерно.

— Что это он? — полюбопытствовал старшина.

Берестов иронично и спокойно изложил, что этот недобиток приказывает оказать ему помощь. Дескать, вы обязаны, вы же медики! Вот сейчас про клятву Гиппократа говорит. И о том, что он пленный и раненый. Мы обязаны соблюдать его права.

Волков потрясенно промолчал, такая лютая наглость поразила, даже не сразу решил что сказать.

— И что, мы ему будем помощь оказывать? Это ж значит, что сука знал, кого атакует! На госпиталь напал – и теперь требует?! — наконец, выговорил. И почувствовал, что начал заводиться. Начштаба охолонул ироничным взглядом и напомнил, что этот крикун в плен не сдался, оружие при нем – вон на полупорванном ремне кобура с пистолетом, так что – не пленный.

— Понял, тащ капитан. Окажу ему сейчас помощь по всем статьям и в полном объеме.

Берестов кивнул, порекомендовал обойтись без, тут Волков не вполне понял слово, но твердо пообещал, что точно исполнит – без "фанафисма".

Двое потянули с собой штатского, а Волков остался. Подошел к немцу. Тот опять начал орать, но когда старшина снял с него ремень с кобурой, то засуетился, зашевелил пальцами на груди, заговорил что-то непонятное. Не то угрожающее, не то просительное, на что внимания обращать не стоило вовсе. Вот то, что живот у немца оказался странно твердым – заинтересовало.

Задрал маскировочную пятнистую куртку – и в слабом свете фонарика увидел странное – на пузе у опять начавшего орать немца обнаружился нештатный брезентовый пояс с кармашками. Эсэсман из последних сил стал отпихивать руки русского, но ранение сильно ослабило немца.