Лео знал: он должен пойти к большому камню за виллакуским пастбищем.
Сразу же за хутором Клааси, стоящим с выбитыми окнами и полусгнившей крышей, Лео свернул в ельник, где-то поблизости просека должна была привести его на место. В старину здесь можно было проехать на телеге, может, сейчас осталась хоть извилистая тропка.
Лео не топтал высокую траву, он шел от одной ели к другой, удлиняя дорогу, предоставляя себе время на размышление, — может, все-таки повернуть назад? Во всяком случае, передвигаясь таким образом от дерева к дереву, он почти не оставлял следов: примятая полевица могла бы любого направить по следу. Лео пытался подбодрить себя улыбкой, но мускулы лица оставались неподвижными, не подчинялись его воле.
Билась одна и та же мысль: кому какое дело! Кому какое дело до этого заброшенного уголка земли!
Время бы уже понять: перемены и составляют суть жизни — угасание, видоизменение, нарождение. И все же он не мог махнуть рукой и повернуть назад.
Он угодил на бывший скотопрогон, начинавшийся, собственно, от виллакуского выгона, кружным путем он вышел сюда. В какой-то степени старую дорогу можно было еще угадать, в свое время стадо тут втоптало в грязь дерн. Теперь на кочковатой земле росла таволга, над соцветиями гудели шмели. Перед войной возле дороги корчевали под пахату лес; машинам трудно было сюда добираться, и урожаи оставались скудными. Осенью лошади тащили по грязи возы снопов к молотилке, которую перевозили вокруг поля Медной деревни от хутора к хутору.
Теперь бывшие лоскуты полей заросли молодым лесом. Жидкими березками и хилыми осинками. Местами попадались грибы: рыжики большие и пожухлые. Всякая примета имеет свое значение — женщины в округе по обыкновению сюда с лукошками не заходили.
Почему он все еще боялся встретить тут людей?
Лео остановился и прислушался. Задрав голову, оглядел макушки деревьев и закурил сигарету. Он заметил, что руки дрожат.
Он медленно повернулся кругом, всматривался в сумерки, в ушах на мгновение снова загудело.
Хватит сомнений. Он никогда не мог полностью избавиться от этой навязчивой мысли: мне придется сходить к тому большому камню за виллакуским пастбищем. Именно теперь, снова попав по воле Вильмута в Медную деревню, он, как только въехал в ворота хутора Виллаку, сразу понял: выхода нет. Дольше бороться с собой я не в силах.
Собственно, насквозь горожанин, он должен был бы наслаждаться девственным лесом, красочным ветроломом и жужжанием насекомых — ах, как жаждут обитатели каменных улиц остаться с природой наедине, но сейчас Лео уже не был сам себе хозяин. Шаг становился все напористей, Лео спотыкался о корни, нога то и дело оступалась, будто он шел по мосткам, а не по земле.
Это произошло в субботу вечером. Точнее, июльским субботним вечером. Они с Вильмутом парились в виллакуской бане. В маленьком оконце светился закат. Они лили на себя черпаком воду, смывали с тела березовые листочки и сладкий запах березовых веников. Когда глаза снова стали различать, они увидели в заполненной паром бане Ильмара.
— Ребята, — сказал он. Ильмар наполовину расстегнул белую рубашку. Он глубоко вздохнул и требовательно произнес: — Теперь настал ваш час. Мы убрали двоих. Третий сбежал, я укажу. Давайте скорее!
Лео и Вильмут выскочили в предбанник. Мужики обычно говорили: ребята, будьте готовы к схваткам. Быстрота — половина победы! Может, лишь недотепы спросили бы — а почему это именно мы? Глупость! Прикуси язык! Каждый эстонец обязан выполнить свой святой долг: очистить отечество от красных! При одних лишь словах — истребительный батальон — напрягались мускулы. Что они там истребляют? Ясно, что не полевых мышей, а эстонцев на их родной земле.
Пристальный взгляд Ильмара заставил их с Вильмутом устыдиться: они нежатся в бане, в то время как другие занимаются мужским делом. Они торопливо натянули на влажное тело одежду, ботинки не хотели лезть на босу ногу, — казалось, время тянется. Прошло, наверное, не больше минуты, и они уже были готовы.
Они шарили в углу риги, разбрасывали хлам, что-то грохнулось на пол — черт подери! Они оттаптывали друг другу ноги, пыхтели, будто уже пробежали пол-леса, но у них все еще было впереди.
Они только еще готовились идти на войну, войну по-за кустами, войну лесную, уличную войну. С ружьями в руках они пронеслись по двору виллакуского хутора, Ильмар мчался впереди, охотничья собака искала след, направила распаренных парней с ружьями на изрезанную колеей просеку. Над верхушками деревьев пламенел диск солнца. Они бежали в расплавленный огонь, и глаза у них горели. Впопыхах Ильмар бросал отрывистые слова, учил и наставлял: Вильмут, он на земле твоего хутора! И тут силы покинули Ильмара, ребята, сами знаете, прохрипел он в напутствие и свалился на обочину, хватая ртом воздух.
Читать дальше