Хидыр Дерьяев - Вьюга

Старуха поддержала ее, усадила… У Дурджахан все плыло перед глазами, и, чтобы не упасть, она оперлась руками о землю. Аннабиби дала ей холодной водички. Дурджахан стало чуть полегче, и она смогла взять себя в руки.

— Ну, говори, гостья, послушаю, какие слухи про дочку мою идут?

— Избавь ты меня, Дурджахан! Каково тебе слушать-то?

— Ничего, хоть и замертво повалюсь, все равно — правду знать должна! Я мать. Говори, тетя Аннабиби, не отпущу я тебя, пока всего не скажешь!

И старая Аннабиби рассказала ей все, что услышала от Бессир. Не скрыла и того, что Бессир поспешила и невестку ее уведомить о новости.

Дурджахан выслушала старуху молча и, выслушав, так же молча стала рвать на себе волосы. Встала, качаясь, подошла к сложенной в углу постели и опустила на нее голову.

Аннабиби горестно поглядела на беднягу, вздохнула и пошла к двери.

Дурджахан не помнила, долго ли простояла она так, рыдая, спрятав лицо в подушках.

— Мамочка! Ты что? — услышала она вдруг встревоженный голос дочери. Дурджахан резко обернулась. Жадно взглянула в лицо Мелевше.

— Это ты, доченька?.. Давай-ка сядем…

Они сели друг против друга.

— Ты ведь единственная у меня, — сказала Дурджахан, и голос у нее задрожал. — Нет у меня никого дороже, да и для тебя я — самый близкий человек… А может, не так это, доченька? Может, ты… с каким-нибудь парнем?.. А, доченька? Скажи правду — не было этого ни с кем?

— Что ты, мама? С чего ты взяла?!

— Скажи, дочка! Скажи, милая, не таись от матери! Может, беда случилась? Может, не уберегла себя? Не бойся, доченька, я тебя в город свезу, к доктору! Никто и знать не будет!

— Мама! Замолчи! Что ты говоришь! Я чище росы, белей хлопка!

— Ты с Гандымом не переписывалась, дочка?

— Никогда! Я к такому и на сто шагов не подойду!

— Хорошо. Тогда все понятно. Тогда я прямо к Горбушу-ага!

Горбуш-ага один сидел в помещении партячейки, и Дурджахан, боясь, чтоб им не помешали, сразу же приступила к делу. Пока она рассказывала ему о приходе старой Аннабиби, у нее еще хватило сил сдерживать слезы, но когда она упомянула имя Бессир, этой клеветницы, негодяйки, в корыстных целях старающейся опозорить ее невинную дочь, то не выдержала — зарыдала.

— Ладно, Дурджахан, успокойся, — невозмутимо сказал Горбуш-ага. — Тут все ясно, это не просто бабья сплетня, это намеренная клевета, травля, за это можно и прив-лечь. Бесятся, что калыма лишились. Я сейчас пошлю и за старухой, и за Бессир с Пудаком. Разберемся.

Первой явилась старая Аннабиби. Пришла и тихонько села в уголке.

— Аннабиби! — обратился к ней Горбуш-ага. — Ты решила отказаться от родства с Дурджахан. В чем причина?

— Причину я сказала Дурджахан.

— А внука своего ты спросила прежде, чем вести такой разговор?

— Спросила…

— И что ж он?

— Он сказал, чтоб, пока не вернется, разговоров не начинать…

— Чего ж ты его не дождалась?

— А зачем ждать? Жди не жди, породниться нам никак невозможно.

— Из-за того, что Бессир наплела?

— Да.

— Ты, стало быть, ей поверила?

— Ну… поверила…

— Ясно. Сейчас она сюда явится. Сможешь ты ей в лицо сказать все, что она тебе болтала?

— Да хоть дважды! Мне чего таиться — не я слух пустила!

В дверях появилась Бессир. Остановилась, презрительно оглядела собравшихся.

— Садитесь, — сказал Горбуш-ага, не обращая внимания на развязность ее поведения.

— Ничего, постою, — ответила та и слегка отвернулась в сторону.

Горбуш-ага кашлянул и опустил голову.

— Почему Пудак не явился?

— Дома нет, — коротко бросила Бессир. — Да и нечего ему тут делать. Можешь считать: я — Пудак. Спрашивай, чего надо! — и она повела бровями.

— Ну, ладно, коли так… Говори, Аннабиби, пусть теперь Бессир от тебя послушает, что ты от нее вчера слушала.

— Не вчера, а позавчера, — поправила его старуха. — Стало быть, сижу я у себя в кибитке с прялкой, вдруг приходит Бессир. А перед ней муж ее заявлялся, Пудак…

— И чего плетет? — Бессир недоуменно передернула плечами. — Когда это я к ней приходила?

— Ты что ж, забыла? — Аннабиби удивленно уставилась на Бессир. — Ты ж сама утешала меня. Он уж больно орал, а ты…

— Не было этого. Вранье!

— Да ты что — всерьез? — бабушка Аннабиби в изумлении вытаращила на нее глаза. — Или памяти бог лишил? — старуха поднесла ко рту руку.

— Память у меня и правда не очень, иной раз ищешь, ищешь что-нибудь, а вещь-то вот она — в руках!

— Милая! Да ведь про что говорим-то — оно не в руках, на языке твоем было!