Зинаида Каткова - Где ты, счастье мое?

— Я больше не буду.

— С меня тоже хватит.

— Водку пить — не снопы вязать, — глубокомысленно изрекла Марпа, лихо опрокинула содержимое рюмки в рот. Потом, смачно прожевав ломтик соленого огурца, тоном заговорщика зашептала хозяину: — Давеча виде — на, механик эмтээсовский от вас выскочил. Ровно ошалел, того и гляди с ног сшибет. Ладно успела отскочить. Ну чисто ослеп парень. С чего бы это, а?

Марпе нет еще и пятидесяти, но выглядит она намного старше. Небольшого роста, вся какая-то высохшая, с лицом, похожим на испеченное яблоко, ходит она, ссутулясь, мелкими, неслышными шажками, цепко подмечая все своими острыми, как буравчики, черными глазами. Свалявшиеся пряди полуседых волос вечно торчат из-под выгоревшего платка, свидетельствуя о том, что Марпа редко берется за гребень. На крошечном личике смешно топорщится тонкий, с горбинкой, нос, чуть нависая над верхней губой. Крылья носа и щеки испещрены багрово-красными прожилками — признак того, что владелица их питает повышенное пристрастие к спиртному.

— Уж не женишок ли сестрицын? — щуря свои глазки-буравчики, продолжает допытываться она.

— Кувай, выпей еще одну, — морщится Микале.

— А сам-то, сам-то? Э, накас, мужику мужика в компанию надо. Я что, старая баба… Чу, Миклая позову. Как это мне в голову не пришло.

— Какого Миклая?

— У меня на квартире офицер стоит, аль не видал?

— А -а…

— Сейчас я тебе дружка хорошего приведу. А там, коли прикажешь, и за бутылочкой сбегаю. Глядишь, и её развеселим, — стрельнув своими буравчиками на Качырий, добавила Марна. — Как-никак офицер. А уж красавец! Я мигом…

Она снова осушила рюмку и, не закусив, метнулась к двери.

— Погоди, — остановил Микале. — Для хорошего друга и угощение надо хорошее. А у нас… Лучше в. другой раз пригласим его.

— Э-э, чего до другого раза ждать! Было бы что; выпить, закусить можно и хлебушком. Дружка ему хочу привести, а он…

— Поздно уже, спать пора. Так что в другой раз, — твердо повторил Микале.

— Сам же сказал, садись, товарищем мне будешь. А теперь выпроваживаешь, — уколола брата Качырий.

— Вот-вот, — встрепенулась Марпа. — Я ведь что, я ничего… Добра только хочу. Тебе, Качырий, добра хочу!

— Мне?! Интересно. В чем оно, твое добро?

— Фу! — выдохнул Микале. — На, пей и… Ну дай ты мне с сестрой поговорить! — взмолился он.

— Господи, в самом деле гонит! Ладно, выпью, коли так. Будь здоров! Дай бог всегда вместе пить-есть, друг у дружки гостевать…

Микале, как ошпаренный, выскочил из-за стола.

Качырий и Майра звонко расхохотались…

Микале и не думал ложиться спать. Просто ему надо было выпроводить назойливую соседку, которую он так опрометчиво пригласил за стол. Ему хотелось о многом переговорить со своей единственной сестрой. Но праздничный вечер был скомкан. Это, видимо, почувствовала и Качырий. Она сняла с вешалки пальто.

— Душно. Пойду прогуляюсь на свежем воздухе.

— Смотри недолго.

— Ладно.

Не думал, не гадал Микале, что сегодняшняя вечерняя прогулка будет началом крутого поворота в судьбе его любимой сестренки. Знал бы, не сидел гак спокойно, не пустил её одну…

Марпа перехватила девушку в коридоре, увлекла на кухню, где на керосинке кипятила чай, и заохала:

— Ох-хо-хо, такая молоденькая, такая-то пригожая и ходит, скучает. Шла бы на танцы аль в кино!

— Кавалера нет, — отшутилась Качырий.

— Кавалер есть да только беда у него, горе-горькое. Сидит, сердешный, мается.

— А что с ним? Зубы болят?

— Поди спроси. В такую беду попал, не знай, как и выкрутится.

— Да кто же он?

— Постоялец мой. Уж так его жалко, так жалко… Вот разве ты ему поможешь. Ой, Качырий, придумай что-нибудь! А то пропал он, погубит его Фекла, вот помяни мое слово, погубит! Пойдем, он сам тебе все как есть обскажет.

Чуткая к чужому горю и добрая по натуре Качырий не смогла отказаться. Марпа повела её не в маленькую комнатушку, что рядом с кухней, которую вот уже несколько лет сдавала постояльцам, а в соседнюю, чуть побольше, где ютилась сама с тремя детьми. Качырий увидела незнакомого военного, в ладно сидящей офицерской форме без погон. На вид ему было не более двадцати пяти. Высокий чистый лоб под шапкой волнистых светло-русых волос, серые вдумчивые глаза и крепкий, чуть выступающий вперед подбородок говорили о его незаурядном уме, умении, если потребуется настоять на своем.

Завидев вошедших, мужчина встал из-за стола, привычным движением проверил выправку.