На самом крутояре стояла одинокая ель. По обеим сторонам её край оврага был сильно размыт, и глыба земли, подточенная водой, сползла вниз, обнажив корни дерева. Хватаясь за них, Качырий вскарабкалась наверх, позвала:
— Иди сюда, здесь прохладнее!
Бахманов озабоченно ходил понизу, прикидывал, высчитывал, наконец, тоже выбрался наверх, присел рядом с женой з жиденькой тени полузасохшей ели.
— Дел нам предстоит много, Катюша. Пожалуй, до осени нечего и браться.
— А как же сад?
— Ума не приложу. Надо что-нибудь придумать.
Качырий не хотелось говорить о делах. Им редко выпадало счастье вот так, вдвоем, побыть на лоне природы. Пожалуй, это было только дважды: в санатории, на берегу Казанки, да на пути из Пюнчерйымала, когда они любовались восходом солнца.
Качырий доверчиво прильнула к мужу.
— Однажды ты меня спрашивал, счастлива ли я. Тогда я тебе не ответила, теперь скажу: да, счастлива. Знаю, впереди немало трудностей, жизнь — не гладкая дорога. Больше всего я страшусь разлуки…
— Разлук не будет.
— Как знать, не все в мире спокойно. Но я счастлива. Ничего больше не хочу, пусть только со мной останется то, что у меня есть. Ничего мне больше не надо. А тебе. Костя?
— О, мне много еще надо!
— Например?
— Например, у нас нет машинного двора. Хотя бы такого, как в «Чевер нуре». Дальше… Я хотел бы, чтобы на месте этого оврага протекала речка. Еще я бы хотел, чтобы у нас в колхозе был свой стадион…
— Какой ты жадный!
— Почему жадный, все в наших руках.
— Будет, Костя, со временем все будет. Даже то, о чем мы сегодня не помышляем. Ой, смотри, какая туча! И ветер поднялся… Пойдем скорее в сад, там у дедушки Кырли есть шалаш.
Бахманов подал руку жене, озабоченно поглядел на огромную свинцовую тучу, закрывшую полнеба. Налетел порыв ветра, старая ель заскрипела, замахала своими колючими лапами, устремив их в сторону оврага, словно, страшась надвигающейся прозы, хотела перескочить через него и убежать в лес, под защиту своих зеленых собратьев.
— Накинь мою рубашку, простудишься.
— Не надо. Идем скорее.
Они не успели дойти до противоположного края сада, где был шалаш, как ветер сразу и внезапно стих. Свинцовая туча с ходу налетела на солнце, проглотила его. Все вокруг потемнело, замерло в тревожном ожидании. Золотистый зигзаг молнии вспорол темное чрево тучи, и почти сразу же раскатисто грянул гром.
Бахманов подхватил жену на руки и бегом пустился к недалекому уже шалашу, у входа которого на кленовом чурбаке сидел старый Кырля, попыхивая цигаркой.
— Скорее лезь в шалаш.
— А ты?
— Катя акай, иди сюда! — позвала Рая.
Качырий, пригнувшись, шагнула в шалаш. Смыкающиеся прямо над головой наклонные стены его, сложенные из веток ивы и сверху обложенные еловыми лапами, еще источали полуденную жару. Пахло свежим сеном и мятой. Качырий нащупала горячую руку девушки, опустилась на мягкое травяное ложе.
— Пить хочу…
— Тут вода есть. На, только теплая.
Девушка протянула берестяной туесок, потом порывисто обняла старшую подругу.
— Ой, Катя акай, хорошо, что ты пришла. Ужасно боюсь грозы!
— Чего её бояться. После дождя оживет ваш сад. Любишь сад?
— Очень! И дедушку тоже, он такой хороший. Я уже многому научилась у него.
Разговаривая, Качырий прислушивалась к раскатам грома, ждала, когда пойдет дождь, но его все не было. Ей хотелось позвать мужа — вымокнет до нитки, но вчетвером в шалаше не поместиться, а оставить дедушку Кырлю одного неудобно. Вдруг ослепительная вспышка молнии озарила шалаш. Рая вскрикнула, зажмурилась и тотчас раздался такой грохот, словно само небо раскололось напополам.
— Костя! — крикнула Качырий.
В ответ послышался шум дождя, на утоптанном пятачке земли, возле входа, заплясали мутные, пузырчатые потоки…
— Катя акай, куда они ушли?
— Не знаю. Наверное, посмотреть, что делается в саду.
— Я боюсь, вдруг нас ударит громом.
— Рая, у меня будет ребенок…
— Правда?!
— Правда.
— А это очень трудно… рожать?
— Чудачка, конечно, трудно.
— Катя акай, я тебя очень, очень люблю! А я, знаешь… только ты не смейся! Мне Генок письмо прислал. Хочет приехать сюда. Насовсем…
— А ты хочешь, чтоб он приехал?
— Хочу. Только…
— Что только?
— Тут есть Аркаш. Такой смешной…
— Ох, Рая!
— Катя акай, ты не поняла. Аркаша любит Чачук, подружка Ведасий, сестренки его. А он… даже не догадывается. Генок бы сразу догадался.
Качырий прижала девушку к себе. Жизнь идет, одни стареют, другие подрастают, влюбляются. Давно ли Рая была девчушкой. «Катя акай, у меня задача не выходит, больно трудную задали». И вот уже взрослая девушка.
Читать дальше