Зинаида Каткова - Где ты, счастье мое?

Качырий вспомнила, как, работая в редакции, она собралась в один колхоз. Получила деньги, командировочное удостоверение. И вдруг ей говорят: «Нельзя туда ехать, там — Михайлов день». Пришлось изменить маршрут. Странно… Литсотруднику районной газеты зазорно появиться в деревне, когда там религиозный праздник. А вот парторгу колхоза не только можно, но и должно поехать в Кучкумбал, где по случаю петрова дня идет пьяный разгул…

У небольшого бревенчатого здания бригадного клуба Качырий отпустила машину. Нет, заезжать за ней не надо, придется заночевать.

Возле фанерного щита для афиш стояли Кузьма Филиппович и заведующая клубом, о чем-то спорили. Осипов обрадовался приезду парторга.

— Рассудите нас, Екатерина Павловна. Никак не могу убедить Анук, что сегодня надо демонстрировать Чапаева». Эту картину киномеханик привез по моему указанию. Правда, я просил что-либо об Отечественной войне…

— «Чапаев» у нас шел полгода назад, а «Крепостная актриса» идет впервые. Вот увидите, все придут, — настаивала девушка, даже вспылила. — В конце-концов я заведующая клубом

— Комсомолка? — спросила Качырий.

— Да. А что?

— Это наш новый парторг, — с запозданием отрекомендовал Осипов.

Анук несколько охладила свой пыл, суховато спросила, подчеркнуто обращаясь к Качырий.

— «Чапаева», что ли?

Видимо, она полагала, что секретарь парторганизации еще может в какой-то мере вмешиваться в клубные дела, но уж никак не агроном.

— Кино сегодня весьма кстати, — сказала Качырий. — Те, кто придет в клуб, глядишь, не выпьют лишнюю чарку. А вот какой фильм демонстрировать, давайте подумаем. Прежде всего, чего мы хотим? Если мы хотим развлечь людей, повеселить, посмешить, то надо показать «Крепостную актрису». Люди придут навеселе и обратят внимание только на забавные ситуации этой музыкальной комедии. Если же мы хотим заставить их задуматься, напомнить, как их отцы и деды сражались за Советскую власть, за теперешнюю привольную жизнь, которую они, кучкумбальцы, топят в стакане самогона, то надо дать «Чапаева».

— Я об этом не подумала, — смутилась Анук.

— Я тоже бы не подумала. Спасибо Кузьме Филипповичу, надоумил.

Откровенность Качырий сгладила острые углы, все почувствовали себя легко, непринужденно, словно между ними не было никаких разногласий.

Вечером жители Кучкумбала и двух других деревень, входящих в третью бригаду, потянулись в клуб. Киномеханик, пристроившись возле крыльца за маленьким столом, продавал билеты. Анук пропускала людей в зрительный зал, уговаривала не напирать: до начала сеанса еще целых полчаса. Качырий сидела у открытого окна в тесной каморке заведующей клубом, просматривала план работы и с удовольствием прислушивалась к разговорам колхозников.

— Э-э, гляди, чодраяльские идут! Кокай, ты же никогда не ходишь в кино. Как это тебя сегодня принесло?

— Больно бы не пошла — гости у меня, да кучкумбальские ребятишки на велосипедах прикатили. Приходи, говорят, в клуб, кино привезли. Еще кое-что интересное увидишь, со смеху помрешь.

— Они и по нашей деревне ездили. Афиш везде по — наклеивали, даже на наши ворота пришлепнули.

— Не знай что интересное хотят показать… В афише написано: «Кто придет — увидит, кто не придет — пожалеет».

— Слышите, как е клубе хохочут. Может, цирк приехал, обезьян каких-нибудь привезли?

— Йыван, билеты-то побыстрее продавать нельзя, что ли? Еле шевелишься…

В каморку зашел молодой подтянутый парень с бравой выправкой, в военном обмундировании.

— Поужинал, Сережа?

— Так точно, Екатерина Павловна, подзаправился.

— Ну что родители?

— Ворчат, мол, отдохни, погуляй.

— Надо, Сережа. Сам видишь, что сейчас в бригаде делается.

— Как не видеть…

В окно заглянула раскрасневшаяся Анук.

— Ну, Сергей, держись — Сакари Петр идет.

— Пойдемте, Екатерина Павловна, посмотрим на нашу сатиру.

Народу в зрительном зале было уже порядочно. Большинство толпилось возле сатирических листков, где не умолкал смех. Большие, красочно оформленные, эти листки были развешаны в четырех местах, на той и другой стене. Герои дня, только что хохотавшие над своими незадачливыми соседями, отойдя к следующему листку, вдруг натыкались на самих себя и растерянно хлопали глазами, что вызывало новый взрыв смеха.

— Тихо, бригадир идет! — крикнул кто-то.

И сразу наступила тишина. Люди с выжиданием смотрели на крепкого, коренастого бригадира с хмурыми, запавшими глазами и бледным, чуть припухлым лицом.