Дмитрий Добродеев - Каирский синдром

Бедняги, они тут были исторически недолго — какие-то три года — с 69-го по 71-й. Насер их позвал, Садат выгнал. И вернулись они в постылую советскую жизнь.

Короче, я так и не нашел того Каира. Это не тот Каир. Не тот Гелиополис.

Нечего искать! Нечего! Духи, тени русских хабиров испарились. Теперь здесь другая жизнь. В одну воду дважды не вступишь.

Пора уезжать из Египта.

Что я и сделал. Упаковал чемоданчик, тепло попрощался с баубабом и поехал в аэропорт.

Перед глазами в последний раз промелькнули белые виллы Гелиополиса, утыканные сателлитными антеннами корпуса Наср-сити.

Осенью 2010 года я писал в Карлсбаде концовку этой истории.

Остановился на окраине очаровательного парка Дворжака в отеле «Термаль» — угрюмом здании времен социализма, где на пятнадцатом этаже за своим маленьким «Макинтошем» уныло долбал по клавиатуре. Пальцы привыкли с юности к тяжелым металлическим клавишам машинки «Континенталь», а тут — вялые пластиковые пуговки, которые прогибались под наработанными ударами железного века.

Я спускался периодически в столовую и там накладывал себе салаты, кнедлики и прочую хурду-бурду. Кормили по-чешски — жирно и безвкусно.

В хмурый ноябрьский сезон публика была неинтересной — все больше русские немцы. Раздавались возгласы «шайсе» и обсуждались цены на бензин.

Приехавшие из соседней Германии бывшие трактористы с женами пользовались дешевизной зимнего лечения.

Воспоминания о Каире давались натужно. Серая пелена стлалась над горами. Настроение было не очень творческое. Со времени той поездки в Египет прошло без малого сорок лет.

В «Термале» было десятка два арабов — из Египта, Ливана и Эмиратов. Среди них — много тучных юношей: они волокли свои двухсоткилограммовые туши, смотрели на мир грустными глазами и вздыхали. Это были последствия сверхсладкого чая суккар зияда, пирожных из «Гроппи», лепешек баляди, фуля и всего их бестолкового питания с засильем крахмально-углеводных соединений.

Были также пожилые ливанки и египтянки. Приехали лечить женские болезни, да и просто отдохнуть. Болтали по-арабски, переходили на французский. Им было скучно, мужчин по арабскому обычаю рядом не было. По вечерам арабки курили в холле сигареты, пили кофе, раскладывали карты.

Мне показалось, что среди арабских дам сидит Жаклин, с которой я прослушивал диски в магазине «Колумбия» на улице Сулейман-паши. Она, конечно, не узнала меня. Но я чувствовал, что это она. Или — почти она. Какая разница? Седая, раздобревшая, в очках, она вместе с другими египтянками своего возраста сидела в холле отеля «Термаль», курила сигарету за сигаретой и несла какую-то чушь на французском языке.

Ее судьба читалась как на ладони: вышла замуж по уговору родителей, родила двоих-троих детей, мужа не любила никогда, сидела дома, пока муж вел малый бизнес, ходила по воскресеньям в коптский или греческий храм, летом выезжала с детьми в Александрию, пару раз была в Париже, читала детям популярную литературу на французском, выдала дочь замуж, похоронила мужа и вот теперь с подругами по зимней скидке приезжает в Чехию на воды.

Бедная Жаклин, ты ли это?

Меня так испугал ее новый облик, что я прятался, стоило ей появиться в холле «Термаля».

Однажды встречи избежать не удалось.

Я сидел в лечебном павильоне в ожидании грязевой процедуры, когда с талончиком явилась она. Нас разделяло два стула, но это расстояние было больше вечности.

К счастью, она меня не узнала. А может, это была не она?

Подошла ее подруга. Они стали обсуждать проблемы здоровья на французском языке.

Мужчины-арабы сидели в «Термале» безвылазно, проводили время в болтовне, в клубах дыма. В рассуждениях — где лучше обменять деньги. А при возможности — потрахаться на дармовщину. И где в Европе дешевле купить мобильник «Айфон». Ржали, курили, и это длилось часами.

«Тоска, тоска, тоска… Арабы не меняются в последние века», — подумал я. У них нет драйва, нет мобилизации воли и целеустремленности. Они все еще пребывают в спячке. Да, Насер и Ясир Арафат были просто гении. Это — их Ленины.

Проклятая неизменность бытия! Египет особенно показателен — царство бюрократии со времен фараонов, государство полицейских, ленивых интеллигентов и покорных низов.

Вспомнил арестованных бомжей на площади Тахрир, мрачные тюрьмы-калабуши, где бьют палками по пяткам, насилуют и издеваются, кормят похлебкой с тараканами. А домашнее рабство женщин? Непрерывные роды, бесправные девочки, которым делают тагмиль. И — несмотря на ужас бытия — вечно сияющая улыбка феллахов — под сигарету и глоток горячего чая.