Дмитрий Бортников - синдром фрица

Появление романа Дмитрия Бортникова "Синдром Фрица" означает приход в русскую литературу уникального автора, который приведет читателей к новому, глубинному и, может быть, даже к страшному пониманию этого мира. Может, что- то радикально изменится в русской литературе: так всегда бывает, когда возникает писатель, коренным образом не похожий на других.

"Синдром Фрица" - это тоже о мальчике, не похожем на остальных.

Фриц - это его прозвище. Поскольку он - "иной", он хочет понять себя. И отправляется в путешествие внутрь своей души. Сначала ему кажется, что он из рода гиен (мальчик читает книгу о животных, прячась от людей). Гиена любит смерть и хохот (она единственное из всех животных, которое смеется). Мальчик тоже любит смерть и хохот (он обожает рассматривать руины, он хочет быть шутом). Созерцание смерти (он наблюдает работу мясника) вызывает у него просветление. Отец и мать не понимают его, ибо мальчик не хочет быть участником "обычной жизни". Но он, уже почти юношей, видит, как отец издевается над матерью, и избивает отца.

В книге много жестоких сцен, но ведь и жизнь на нашей планете жестока; так что нечего на "зеркало пенять... "

И этот роман - не зеркало, а несравнимо большее: он ведет в тайники человеческой души.

Созерцание смерти, жестокости жизни для "необычных" людей может вести к тому, что наш земной мир воспринимается ими как сон, как иллюзия, и потому от него надо, во-первых, "проснуться", отречься, как от бреда, во-вторых, должна быть истинная реальность, не бредовая, и ее надо найти внутри себя. А это уже просветление.

Юноша таким образом приходит к тому, что он должен не участвовать в делах мира сего, только внешне присутствовать в нем. Но это не конец. Это только начало его необычайной судьбы. Книга покажется многим антигуманной, но на самом деле она разоблачает пресловутый "гуманизм для людоедов", напоминая, что в человеке зло пока еще могущественно и род человеческий - не род ангелов.

Ю. Мамлеев сентябрь 2000

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -

Меня зовут Фриц. Это прозвище. Сколько помню себя, всегда называли "Фриц". Не знаю почему. Когда был толстый и носил фуражку с ушами. Когда стал худой и перестал ее носить. Кличка осталась.

Видно, это от нас не зависит... Фриц так Фриц.

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - Я здесь гнию заживо.

В этой комнате тропики. Здесь пахнет падалью.

Здесь воскресают давно срезанные цветы. Я смотрю, как на глазах уменьшается уровень воды в вазе.

Мертвые ирисы пьют. Поднимают головы. Это последнее

содрогание.

Я подбираю выброшенные цветы на рынке под мостом около Плезанс.

Курю, выпуская дым на них. Я хочу, чтоб они умерли. Чтоб все стало на свои места.

Но здесь тропики. В этой комнатке с окном в стену. В этой слепой кишке под названием "Фермопилы".

Я разлагаюсь.

Здесь влажно. Здесь не сохнет белье. Здесь сигареты пахнут половой тряпкой.

Я живу в сошедшей с ума прачечной. Внутри стиральной машины.

Моя куртка пахнет адской смесью керосина, сигаретного дыма и еще чем-то. Это запах эпидемии. Мои джинсы можно использовать как химическое оружие.

Всю зиму я провел в ледяной бане. Это восхитительно!

Мокрый, с каплями какого-то странного сока на груди, ты раздеваешься и открываешь окно...

Там дождь и ветер...

Зубы твои пляшут. Потом ты включаешь керосиновую японскую печь.

И окно затягивается матово. Можно писать пальцем: "Я люблю тебя, жизнь. Раком и стоя".

Потом буквы начнут стекать.

- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - Я пишу эти строки, когда уже все кончилось.

Когда эти двое из налоговой полиции вскопали все имущество Серджио.

Когда они нашли все паспорта. Когда они сразу бросились к люку, где лежали документы. Мы с Серджио были в баре. Это произошло ночью. Они вошли как к себе домой.

А мы с Серджио сидели в баре на площади Каталонии.

Он искал модель.

Модель с особенным лицом.

Ночью там собиралась экзотическая публика. Арабы, хозяева секс-шопов на Гэте, всегда серьезные, всегда готовые зарезать или улыбнуться.

Здесь торчали светлые головы двух шведов. Они купили лошадь и теперь свихнулись на бегах. Они даже дрались иногда, но как-то мирно, как члены одной хоккейной команды.

Здесь была маленькая китаянка-художница, она рисовала руки трансвеститов. - - - Это глубокая тема, - - - говорила она, - - - очень глубокая - - - никто не делал этого - - - Мадам Жаме, великая чаровница, мадам Жаме... Она приходила сюда полуголая, в легкой индийской накидке, с голубем белым как снег. Голубь летел впереди нее, как вестник. Она имела свой маленький тихий бизнес.