Златослава Каменкович: Ночь без права сна

Выяснили местонахождение родителей. Дали им телеграмму. Задержанных закрыли в узкой пыльной комнате. Пол цементный, на окне решетка, стекла замазаны белой краской, плотно сдвинуты несколько скамеек — для спанья. К счастью, кроме сестры и брата здесь больше никого не было.

Казалось, хмурый осенний день никогда не кончится.

Хотелось есть, мучила жажда. Никто ни разу к ним не заглянул.

Угадывая, что терзает брата, Каринэ ласково сказала:

— Не надо отчаиваться. Я понимаю, тебе не терпелось побыстрее, хотя бы немного, но провезти то, что нам доверили… Когда еще маменькин багаж прибудет! Но, как видишь, спрятать на дне сундука все до единой книжки было бы куда надежнее…

— Да, ты предупреждала…

— Как мудро сказал Одиссей: не старайтесь бросать в огонь опасности свои пока неопытные шестнадцать лет. Осторожность — азбука революционного подполья.

Жандармский полковник (ладно пригнанный голубой мундир, густые светлые усы вразлет) высокомерно отчитывает чету Ладжаловых:

— Хорошеньких же деток вы воспитали! Вот они, полюбуйтесь!

Каринэ и Вахтанг стояли бледные, безмолвные, невыспавшиеся — всю ночь их немилосердно кусали клопы.

— Поесть бы, — хмуро роняет Вахтанг.

Мама (привлекательной наружности, с глазами точь-в-точь как у дочери) горько упрекает деток, которые опозорили родителей. Папа, элегантный господин, приносит извинения полковнику, представляет ему рекомендации тифлисского губернатора.

Для полковника совершенно очевидно: люди богатые, мама главенствует в семье. Она корит дочку и сына, заставляет поклясться, что они «эту гадость» никогда читать не будут.

— Мама, мы больше суток ничего не ели, — тихо пожаловалась Каринэ. — С ног валимся.

— Господин полковник, разрешите детям поесть в буфете. Заверяю вас… — просит Ладжалова.

— Отведите! — приказывает полковник унтеру.

Полковник и Ладжаловы одни.

— Это не положено, но… вы мать, читайте, — полковник протянул письмо. Ладжадов сидел точно каменный.

— Да, да, это почерк моей дочери. По кто эти люди? Вера Засулич, какой-то Одиссеи… Мы их не знаем, правда, Андраник?

Ладжадов пожал плечами.

— Это государственные преступники. Они скрываются в Женеве. И ваши дочь и сын…

— Ради бога, господин полковник… В вашей власти погасить искру до пожара, — взмолилась Ладжалова.

— Я всего лишь слуга царя и отечества! — отрезал полковник, собрав «вещественные доказательства» и закрывая их в сейф.

Пухленькая, унизанная дорогими кольцами смуглая ручка, как затравленный зверек, юркнула в черный замшевый ридикюль. С искусной осторожностью Ладжалова положила в открытый ящик письменного стола пачку екатеринок [1] Екатеринка — 100 рублей. И если бы Ладжаловы не видели, как полковник задвинул рукой ящик, вряд ли поняли бы, заметил ли он деньги.

Каринэ и Вахтанга отпустили на поруки родителям и разрешили следовать дальше.

Каринэ окончила гимназию с золотой медалью. Встал вопрос, куда ей ехать учиться вокалу.

— Италия? О, нет! Только в Петербург! — властно заявила мать. — Консерватория и там есть.

— Да, дитя, — ласково сказал дочери Андраник Ваграмович. — Маменька права. И тетушке Наргиз ты будешь утешением, она после смерти мужа так одинока…

Каринэ послушно поехала в Петербург.

В консерватории приемные экзамены.

У рояля с грациозной непринужденностью стоит вся в белом Каринэ. Блестящие длинные волосы подняты вверх и завязаны бантом. Лучезарная Джульетта! Ее голос сразу же захватил силой звука, свежестью, сочностью…

— Господи, кто этому полуребенку открыл тайну пения? — тихо роняет один из величайших русских композиторов, — Диапазон — чуть ли не три октавы…

Каринэ вся как пламя, как буря! В ее Джульетте безграничный мир радости и мук… Ненависть и зло хотят отнять Ромео! Разрушить их любовь! Нет, нет!!! И такая чудодейственная сила любви в голосе Каринэ, в трепетной, тонкой девичьей фигуре, в глазах… Вот она в сцене с монахом Лоренцо. Сила и смелость, она борется за любовь против ненависти…

Она замолчала. Ждет.

— Ее можно выпустить сразу на сцену! — слышит Каринэ чей-то приятный, мягкий баритон.

Юной абитуриентке стоя рукоплещут все члены приемной комиссии.

В Тифлисе солнечное, чуть морозное декабрьское утро. Кутаясь в меха, Ладжалова выходит из своего особняка и направляется к фаэтону. Ее догоняет молодой почтовый рассыльный.