Агата Кристи: Хлеб Гиганта

Вторым после Няни был Бог. Бог тоже был вполне реален, главным образом потому, что Няня так много говорила о Нем. Если Няня знала почти все, что ты делаешь, то Бог знал вообще все, да еще, в отличие от Няни, имел свои исключительные особенности. Так, например, Его нельзя было увидеть, что давало Ему неоспоримое преимущество и вообще, по мнению Вернона, было нечестно, потому что Он-то всегда тебя видел. Даже в полной темноте. Иногда, когда Вернон ложился спать, у него мурашки бежали по коже при мысли о том, что вот сейчас, сквозь ночную мглу, на него сверху глядит Бог.

Но в целом, по сравнению с Няней, Бог был неосязаем, так что по большей части о Нем можно было не вспоминать. Вернон так и делал, пока однажды Няня не подтолкнула его к разговору. Было это так: Вернон решил взбунтоваться.

— Нянь, знаешь, что я сделаю, когда умру?

Няня, вязавшая в тот момент чулок, произнесла:

— Два, три, четыре — нет, три — нет, спустила петлю — нет, мастер Вернон, конечно, не знаю.

— Я попаду на небеса — на небеса — и пойду прямо к Богу — прямо, прямо к нему пойду — и скажу: «Ты страшный, я Тебя ненавижу!»

Пауза Все. Он это произнес. Невероятная, ни с чем не сравнимая дерзость. Что будет? Что за жуткая кара — земная или небесная — обрушится на него? Он ждал, затаив дыхание.

Няня подтянула петлю. Посмотрела на Вернона поверх очков — спокойно и невозмутимо.

— Вряд ли, — сказала она наконец, — Всевышний обратит внимание на то, что говорит какой-то непослушный мальчишка. Винни, будь добра, передай мне вон те ножницы.

Вернон был повержен. Все без толку. Няню невозможно одолеть. Так он и знал!

И был еще мистер Грин. Похожий на Бога тем, что его тоже нельзя было увидеть, но очень даже реальный для Вернона. Так, Вернон знал, как именно выглядит мистер Грин: среднего роста, довольно полный, немного похожий на деревенского бакалейщика, который неуверенным баритоном поет в деревенском хоре. У него румяные щеки с бакенбардами, а глаза — изумительного голубого цвета. Но самое главное то, что он — любитель поиграть. О какой бы игре ни подумал Вернон, это была та самая игра, которую больше всего любил мистер Грин.

У него было сто детей. И трое. Сто были так, для порядка, веселая толпа, бегущая вслед за Верноном и мистером Грином по тисовым дорожкам. А трое были особенные. Их звали самыми красивыми именами, какие только Вернон мог себе представить: Пудель, Белочка и Деревце.

Долгое время Вернон не мог решить, где живет мистер Грин. Но однажды его озарило, что, конечно же, он живет в лесу. Лес был для Вернона полон тайн. Парк одной огороженной стороной выходил к лесу. Вернон ползал вдоль зеленых бревен в надежде найти щелочку и заглянуть. Он слышал, как деревья шепчутся и вздыхают, словно разговаривая друге другом. Посередине ограды была калитка, но она всегда оказывалась заперта, так что Вернон все никак не мог посмотреть, как оно там, в лесу.

Няня, конечно, никогда его туда не водила. В этом смысле она походила на всех других нянь и предпочитала твердые тропинки вдоль дороги сырой земле и мокрым листьям. Так что в лес Вернона никогда не пускали. Это заставляло его стремиться туда и мечтать, как в один прекрасный день они устроят там чаепитие с мистером Грином. Пудель, Белочка и Деревце должны будут сшить себе новые костюмы по такому случаю.

Детская приелась Вернону. Она была слишком мала, он все в ней знал. Другое дело сад. Там было столько интересного, что дух захватывало! И каждая часть — разная. Длинные дорожки между подстриженными живыми изгородями с декоративными птицами; пруд с большими золотыми рыбками; фруктовый сад; дикий сад с миндальными деревьями, цветущими весной; небольшая роща с серебристыми березами, а под ними — колокольчики; и, наконец, самое любимое место — огороженные руины старого аббатства Вот где было бы хорошо остаться одному и все хорошенько обследовать! Но именно это ему никогда не разрешали. Другие же части сада были в его полном распоряжении, и так как они с Винни, направляясь на прогулку, по замечательному стечению обстоятельств все время сталкивались со вторым садовником, Вернон мог играть сам по себе, не слишком обремененный пристальным вниманием с ее стороны.

Мало-помалу его мир разрастался. Созвездие Мамы-Папы распалось на двух отчетливых людей. И хотя папа оставался еще несколько туманным, мама обрела вполне конкретные очертания. Она часто наносила визиты в детскую, чтобы поиграть «со своим милым малышом». Вернон переносил ее приходы стойко и вежливо, хотя это значило оставить игру, которой он с головой увлекся, и начать другую, куда как менее интересную.