И тут я увидел церковь. Пожалуй, только на Подоле и встретишь действующие церкви – остальные превращены в музеи истории атеизма, в Софиевском соборе на всеобщее обозрение выставлены орудия пытки – с тех еще времен, когда в Испании действовала катакомбная инквизиция. Потом-то мажоры ее поприжали. Жестокость им претит – что верно, то верно.
Из распахнутых двустворчатых дверей на брусчатку падала заплата света. Я поднялся со скамейки и направился туда.
Этой церкви самое меньшее лет четыреста – а если верить учебникам истории, то и больше. Построена она в честь отражения нашествия. Вот он – князь Василий, избавитель наш, основатель правящей династии, его лик сияет с настенной росписи, и крылья за спиной вздыбились, точно паруса прогулочной яхты. А в правом верхнем углу Ярослав-заступник, прямой его потомок, а вон и гетман Богдан, приведший все северные области под руку мажоров – могучий человек, не уступающий Ярославу ни ростом, ни статью. И что это нынешняя государственная политика не в ладах с официальной религией, хоть убей не пойму – лучшей пропаганды Единения и придумать трудно. Но верхушка нынче помешалась на материализме, только и знает, что твердит, что нет таких вершин, которые не мог бы взять человек, а только и добились, что с души воротит от этого ханжества!
Немолодой, сутулый священник что-то там такое делал у алтаря – я растерянно топтался у него за спиной. Последний раз я был в действующей церкви, когда мне было года три от силы – бабка потащила. Помню, нам обоим потом влетело.
Я кашлянул, и священник обернулся. Он был еще старше, чем мне показалось.
– Вы нездешний, сын мой? – мягко спросил он.
Врать смысла не имело, и я сказал:
– Я из Верхнего Города.
– За чем вы пришли?
Я уже открыл, было, рот, чтобы сказать, что это не его дело, но тут священник мягко добавил:
– За утешением?
Я подумал.
– Не знаю. Пожалуй, что и так. Я... как бы это сказать... не вижу смысла.
– От вас ничего не требуется, – мягко сказал священник, – просто – поверить.
Я покачал головой.
– В том-то и беда, отец... я ведь не религиозен. Я ведь естественник. Там, где вы видите волю Божию, я вижу лишь... необходимость. Или хуже того – случайность.
– То, что мы называем случайностью, – сказал священник, – на деле может оказаться частью Божьего промысла.
И ведь этот проклятый твердолобый атеизм мажоров мне претит. Почему же я сопротивляюсь возможности поверить? Просто потому, что я знаю – как это на самом деле было? Но ведь нет никакого «на самом деле»...
– Тут, – сказал я, – я с вами согласен. Вполне. Не в этом дело... Церковь не признает за грандами первородного греха, верно, отец?
Священник поднял на меня прозрачные глаза.
– Грандам, – сказал он твердо, – первородный грех неведом ни в каком виде. Но и на них есть свой грех – иначе они бы не были изгнаны из рая... позже, чем люди. Но изгнаны.
– С чего бы? – сухо спросил я.
– Гордыня... – коротко ответил священник. – Когда гранды остались любимыми детьми Господа, они возгордились. Мы лучше людей – вот так сказали они. Мы почти равны самому Господу, а уж ангелам его – и подавно. Ибо мы и есть они... И мощь их была велика, и разгневался Господь, и низверг их на землю, и покарал всемирным потопом. Тогда уцелел лишь один из них – единственный, кто не был настолько горд, чтобы не поверить человеку. Ною. И взойти в ковчег. С тех пор гранды и люди – братья, и гранды пекутся о людях, как старшие братья – о младших.
– Это звучит довольно странно, – заметил я, – если учесть, что нынче мажоры не очень-то поощряют религию...
– Не надо путать теологию с текущей политикой, друг мой, – заметил священник, – тем более что в Государственном Совете немало и людей.
– Да, – сухо сказал я, – двадцать пять процентов. Соответственно квоте.
– А сколько бы вы хотели? – поинтересовался священник. – Пятьдесят? Или сто?
Тут только я сообразил, что батюшка вполне может быть человеком государственным – ходили слухи, что ты просто не можешь получить приход, если не ладишь с властями. Вода камень точит – святой отец донесет, выплывет на свет Божий Наше с Кимом общее дело, то да се... тогда мне будет одна дорога – прямиком в Нижний Город, считать палочку Коха в отстойниках. Валька меня убьет.
Я сменил тему.
– Где тут станция очистки, отец, не знаете?
– А у доков, – ответил священник. – Выйдете на Андреевский спуск, до конца, а там вниз и направо. Только сейчас там никого нет, наверное...
Читать дальше