Ольга Ларионова - КЛЕТЧАТЫЙ ТАПИР

– Стоп! – скомандовал Гюрг, когда плита поднялась на высоту человеческого роста.

И только тогда кто-то завороженно протянул:

– Саркофа-аг…

Варвара захлебнулась ночным воздухом, виновато глянула налево и направо и поняла, что ничем не отличается от остальных, – у всех подрагивали колени, как перед стартом. Еще миг, и они сорвутся с мест, как мальчишки, и никакая сила их не удержит.

– Всем стоять, – тише обычного проговорил командор.

Подрагивание прекратилось.

Гюрг достал какую-то пленку, бросил ее на пол камеры и сделал шаг вперед. Скочи, как атланты, замерли по бокам, поддерживая монолитный карниз.

Минуты две командор стоял неподвижно, и только фонарик, укрепленный на обруче, медленно наклонялся, высвечивая каждый сантиметр. Помимо естественного любопытства, обуревающего всех, над ночной поляной как бы беззвучно затрепетала торжественная нота неповторимости момента – еще бы, впервые люди очутились лицом к лицу с неведомыми звездными скитальцами, творцами совершеннейшей техники, носителями высочайшего разума и неземной логики. И первым среди первых был Гюрг.

Он сделал шаг назад, обернулся, и по его лицу прочитать что-либо было абсолютно невозможно.

– По одному, тридцать секунд, – со свойственным ему лаконизмом распорядился командор.

А сам присел на обломок скалы и стал чесать себе за ухом.

Ошеломление было столь всеобщим, что Варвару даже забыли пропустить вперед. Она ждала, пока поредеет кучка претендентов на смотровую площадку, и все старалась угадать, что же так потрясало каждого, кто склонялся над золотым ящиком? Какими же чудовищами должны были выглядеть пришельцы, если уже десятый… одиннадцатый разведчик не находит слов, чтобы выразить свое впечатление?

Наконец широченная спина Эрбо сдвинулась в сторону, и Варвара шагнула вперед и замерла так же, как и все до нее.

В ящике лежали два тельца. Залитые какой-то прозрачной окаменевшей массой, они не могли уменьшиться в размерах – каким-то образом набальзамированные, они не походили на только что уснувших существ, как бывает с чучелами после лиофильной сушки; если бы это были экспонаты из обычного земного музея, то Варвара рискнула бы предположить, что они предназначались не для выставочного фонда, а сохранялись как образцы генетического материала – может быть, для последующего клонирования…

Она вдруг поймала себя на том, что так нельзя думать о людях. Значит, подсознание уже сделало выбор – в глубине души она не признала их за людей. Буроватая плотная кожа, покрытая редким волосяным покровом, прекрасно развитые конечности, которым позавидовал бы гиббон; нос совершенно уникальный – не две ноздри, а прямо-таки мембрана из десятка-другого крупных пор, но никаких вибрисс и другой растительности на лице (все-таки на лице!); профиль должен быть катастрофически вогнутым, надо подумать, как сделать профильный снимок; все это еще терпимо, но вот надбровные дуги – малышки мои, где же у вас мозг? Если толщину черепных костей прикидывать по земным меркам, то граммов семьсот, может быть, и наберется… И это при росте сто двадцать пять – сто тридцать сантиметров…

Она вдруг спохватилась, что стоит уже гораздо дольше отпущенных каждому тридцати секунд. Она вышла из золотой ниши такая же молчаливая и задумчивая, как и все остальные.

– Роботам зафиксировать абсолютно все, что поддается фиксации, – упавшим голосом проговорил Гюрг.

«Не хотела бы я сейчас быть на его месте», – подумала Варвара. Пожалуй, охватившее ее чувство скорее всего было просто разочарованием: ожидала первопроходцев Вселенной, суперсапиенсов – и вот вам…

– Ну-с? – проговорил командор, обращаясь к присутствующим. – Ваше мнение, коллеги?

Некоторое время стояла тишина.

– А какое тут мнение? – отозвался наконец за всех Ага. – Троглодиты.

– А может, старички-долгожители? – предположил Хай. – За сто пятьдесят, по нашим земным меркам, перевалишь – немногим будешь отличаться от мартышки.

– Это ты брось, – вмешались штатные биологи – Шэд и Ага. – Мускулатура развита будь здоров, особенно плечевой пояс.

– То-то они мне бледных гиббончиков напомнили! Гиббоны – любовь моя. А эти тоже, поди, на руках болтаются, типичные брахиаторы… – Это уже Эрбо.

– А если не старейшины, почему их захоронили с такой пышностью?

– Золото – не роскошь, а средство консервации.

– Братцы, неужели кому-нибудь не ясно? Да это же были последние!..

– Эх, ни у одного ладонь не раскрыта…