Мэтью Стовер - Герои умирают

Глаза говорящего слегка щурятся, словно в них попала пыль. Улыбка остается на месте, как будто губы прилепили к зубам.

– А для того чтобы вы запомнили этот день Великого Приключения, заказав набор до полуночи, вы обретете Особые Личные Часы Жизни Пэллес Рил.

Часы созданы учеными Студии, сообразуясь с вашими личными данными, взятыми из медицинской сети, а также данными шести поколений ваших предков. Особые Личные Часы Жизни Пэллес Рил станут отсчитывать часы вашей собственной жизни. Эта симпатичная вещица будет прекрасно смотреться на столике у кровати, на рабочем столе и даже на кухне…

В рекламе, которую будут показывать до тех пор, пока все вокруг не забудут, о ком идет речь, есть одна маленькая фраза:

«Особые Часы Жизни Пэллес Рил не являются точным измерительным прибором. Использовать исключительно в развлекательных целях».

Настал день, когда Хэри проснулся и увидел сидящую у его постели жену.

Он лежал на гелиевой подушке и смотрел на Шенну сквозь полуопущенные ресницы, медленно просыпаясь и привыкая к серому утреннему свету.

Она сидела, задумчиво глядя в окно на облака, на океан, на фургончики репортеров, осаждавших госпиталь не хуже той самой армии Поднебесья. Шенна похудела, щеки ввалились, глаза потемнели, левую руку она все еще прижимала к боку – однако Хэри подумал, что за всю свою жизнь не видел ничего прекраснее.

Он молчал, опасаясь, что звук голоса развеет чудесный сон.

Почувствовав его взгляд, Шенна откашлялась. С виноватой улыбкой дотронулась до ребер в том месте, где их пронзила стрела.

– Пневмония, – пояснила она. Хэри отважился на ответную улыбку.

– Да, у меня тоже – но я, кажется, подхватил ее уже здесь.

– Я… – молвила она и на долю секунды умолкла. – Как ты себя чувствуешь. То есть…

Она кивнула на аппарат, накрывавший его тело от бедер до груди. Она словно боялась посмотреть на него.

Хэри пожал плечами и похлопал по металлу.

– Не знаю. Думаю, все не так плохо. Мне сказали, через пару недель к ногам вернется чувствительность. Ко мне присобачат какую-то электронную штуковину, и через год я смогу ходить – правда, плохо, если не пойдет регенерация…

Он глубоко вдохнул, чтобы продолжать.

– И еще… говорят, остаток жизни я буду ходить с палкой. Впрочем, я и так это знал, – закончил он с кривой усмешкой.

Шенна отвернулась к окну и опустила голову.

– Да, – пробормотал он, – шуточка так себе…

– Хэри, мне так жаль…

– Брось, – отрезал он, – и не начинай сначала.

– Твоя карьера…

– К черту мою карьеру! Все, чего мне, то есть Кейну, когда-нибудь хотелось, это умереть у тебя на руках. Этакий хеппи-энд. Мне этого достаточно.

Он подвигал плечами – тысячи тоненьких, с волосок, зондов, пропущенных сквозь кожу в поврежденный позвоночник, не позволяли ему пошевелить ногами: становилось больно.

– А я к тому же остался жив. Сколько актеров живыми ушли на пенсию?

Ее голос был едва слышен:

– Ты столько отдал ради меня…

– Нет.

– Хэри…

– Я сделал это не ради тебя – уж ты-то должна это понимать. Я сделал то, что сделал, лишь потому, что мне не хотелось бы жить в мире без тебя.

Он похлопал по медицинскому аппарату.

– Ноги? Карьера? Да я отдал бы вдвое больше. Ты гораздо дороже меня.

Негромко, все еще глядя в сторону, она ответила:

– Я раньше тоже так думала…

Рука, сжимавшая сердце Хэри, помешала ему придумать ответ.

Позже она спросила:

– Ты следил за процессом?

– Издеваешься? Да я просто кайф ловлю, глядя, как этот жирный ублюдок корчится на медленном огне. Передай пульт – посмотрим, что у них там сейчас творится.

Он дотронулся до клавиши, и на потолочном экране появилось здание сан-францисского Корпоративного суда, окруженного лимузинами. Из одной машины вышли несколько адвокатов; они окружили своего клиента подобно телохранителям – при том, что ни один из них не доставал ему даже до плеча.

– О, да это же Ма'элКот! – заметил Хэри. – Похоже, они таки позволили ему давать показания.

Адвокаты сдерживали толпу репортеров, и их клиент без помех поднялся по ступенькам. Повернувшись, он наградил их солнечной улыбкой. На Ма'элКоте был безупречный костюм в классическом европейском стиле, подчеркивавший неимоверную ширину плеч. На густых волосах, забранных в старомодный хвост, красовалась серая сеточка.

Экс-император был гладко выбрит, благодаря чему открывалась благородная линия подбородка. Над чистыми серьезными глазами сиял широкий лоб. Невозможно было не поверить такому человеку, когда он обернулся к репортерам и рокочущим голосом произнес: