Михаил Ахманов - Страж фараона

Под бесконечную песню Тотнахта и резкие выдохи гребцов корабль плыл среди земель, изрезанных арыками, покрытых всходами пшеницы и ячменя, лугами и цветущими садами. Канал тянулся от Казы, самого восточного из поселений страны Пиом, до левого берега Нила, соединяясь с рекой между великим городом Мен-Нофр и городком поменьше, Хай-Санофре Северным. На берегах его было множество чудес, приятных взору и поучительных для ума: храмы и обелиски, массивные башни шлюзов, летний дворец местного хаке-хесепа, царский заповедник, где охотились на водоплавающую дичь, стелы древних фараонов и другие камни, обработанные человеческой рукой, но с именами, стертыми временем. Сейчас за нефритовой зеленью рощ вставало титаническое здание; арки, мощные колонны, горизонтальная протяженность и закругленные стены делали его похожим на стадион или гигантский цирк, а потемневшая, иссеченная ветрами поверхность известняка свидетельствовала о почтенной древности. Загадка, каменное чудо земли египетской, которому греки через двенадцать столетий присвоят имя “Лабиринт”... Семен не знал, в чем назначение этой постройки; может быть, в нем когда-то размещалось казнохранилище владык, заупокойный храм или огромный арсенал и оружейные мастерские. В данный момент эта тайна его не волновала. Не думал он и о покинутой земле Пиом, о тяжком походе в пустыню, о плитке, которую вез корабль, и даже о белокаменном храме у медных утесов; мысль его улетала в будущее, смутное, как мираж над раскаленными песками. Что его ждет? И что ожидает других людей, ставших родными и близкими? Он не хотел их потерять; все они были его опорой, якорем, который держал его в этой реальности, и казалось, что, пока этот якорь прочен, никакие силы, земные или космические, не вырвут его из земли Та-Кем.

Пока этот якорь прочен... Но годы шли, новый властитель мужал и рос в святилище Птаха за Южным Оном, а это значило, что близится время перемен. Страшное, кровавое, когда накопленная мощь неудержимо хлынет из долины Хапи, срывая якоря и изменяя человеческие судьбы... Семен не знал, что случится в этот период, ибо подробности свершившегося и жизненный путь отдельных людей, даже самых великих, были неведомы в его эпоху. Пропасть, разделившая две его жизни, прошлых и нынешних его современников, была необъятной, и ни один ученый муж в двадцатом веке не мог с определенностью сказать, как кончилось правление царицы и что случилось с каждой из приближенных к ней персон. Кроме, пожалуй, Инени... Хоть он уже немолод, но будет жить и при Тутмосе, закончит свою повесть – ту, явную, дошедшую до потомков, – однако не напишет в ней ни слова о судьбах Сенмута и Хатшепсут. Отчего? Побоится, что его труд уничтожат – так же, как стесали имя Маат-ка-ра со множества статуй и обелисков?

Помнилось Семену, что Меруити будет править лет двадцать, достигнув как минимум сорокапятилетия. Вовсе не старческий возраст... И что с ней случится потом? Умрет от внезапной болезни? Иных причин Семен не видел; властвуя над тайным Братством Сохмет, он мог охранить ее от яда и от любого недоброго умысла. Да что там умыслы и яды! Стоило пальцем пошевелить, и волчонок в храме Птаха не прожил бы и дня! Даже четырех часов... Но поступь истории неумолима, и на ее пути не нужно строить баррикад – во всяком случае, так представлялось Семену.

Судьба его брата была еще загадочней, чем у Меруити: Сенмут, всемогущий министр, правивший страной, вдруг исчезал с политической сцены лет за пять до Тутмосовых времен. Конец его жизни скрывала тайна; то ли он умер от неизлечимого недуга, то ли лишился благоволения царицы и был сослан, или казнен, или бежал за пределы Та-Кем. Все это, кроме гипотезы о бегстве, казалось маловероятным; брат не жаловался на здоровье, а поддержка Семена была гарантией от остальных невзгод.

“Бегство!” – думал он. Не в этом ли выход? Но почему обязательно бегство, когда есть иные слова: исход, переселение?.. Внезапно он вздрогнул: до него дошло, что неясность судеб Меруити, Сенмута и остальных, близких и дорогих ему, является не бедствием, а благом. Здесь таился определенный шанс, возможность обмануть веления рока, коль были они туманными и неизвестными! Вернее, не обмануть, а следовать своим путем, не допуская, однако, противоречий с известными фактами... В конце концов, что знают о Сенмуте и Меруити в двадцатом веке? Лишь то, что они исчезли, один – пораньше, другая – позже... Но исчезновение не означает, что они погибли, совсем наоборот! Они могли...