Всеволод Иванов - ИМПЕРАТРИЦА ФИКЕ

А что она на самом деле? Бедная девушка в руках папы и его кардиналов! В сетях интриг, в тумане коварных заговоров, где опасен каждый стакан душистого питья, где каждую минуту возможен удар в спину стального стилета, выхваченного из узкого рукава!

Но ведь она - византийская царевна, - она рождена, она вскормлена в воздухе гинекеев Великого Дворца, Пусть она и молода, пусть она «младенец еще на злое», но по уму она - «уже в совершенных летах». Она выдержит - она молчит.

Царевна действительно уже умела хотеть и, главное, умела молчать о том, чего она хочет.

- Молчание! Молчание! Если ты хочешь скрыть что-нибудь, то ты не должна не только говорить, а даже думать об этом в присутствии кого-либо другого. Мысль является ведь не только в словах, - она во взгляде! В жесте… Молчание! Только молчание! - так учила царевну Зою ее мать. - Из молчания вырастают великие дела!

И, вспомнив про эту заповедь, молчаливая царевна Зоя улыбнулась художнику.

Улыбка ее была отточена, как узкий стилет, - царевна хотела, чтобы улыбка перешла на ее. «икону» и сделала бы ее такой очаровательной, чтоб привязала бы к ней князя Севера покрепче корабельных канатов…

«Иоанн!..»

И художник Бенедетто Буонфине, длинноволосый, румяный, в бархатном, краской запятнанном камзоле, с кистями и палитрой в руках, схватил эту улыбку своим зорким взглядом и смелым мазком точно положил на золоченую кипарисовую доску.

Впрочем, московиты-послы потребовали, чтобы художник убрал эту улыбку.

Москва любила владык суровых…

Джан Баттиста, получив «икону» царевны, завернул ее в шелковую тафту и, изысканна откланявшись, отъехал в далекую Москву.

Почти через два года вернулся он - сколько ждала его царевна! На этот раз он вез с собой грамоту великого князя Московского с золотой печатью. На пергаменте великолепными, почти что греческими письменами, тоже киноварью и золотом, осторожно было написано только следующее:

«Великому Сиксту, Первосвященнику Римскому, великий князь Московский Иван челом бьет и просит, чтобы верили его послам».

После бесконечного ожидания - какая радость! Как смущена царевна, когда перед ней упали на колени и стали бить земные поклоны старики в толстых шубах, с большими бородами - московское посольство.

Наконец новый папа Сикст IV - нищий, фанатический монах-францисканец, губастый, горбоносый - принял от Вольпе его грамоту на заседании Тайной Консистории, где среди красных кардиналов белая ряса папы сияла светом горы Фавор. В великом собрании присутствовали послы короля Неаполитанского, послы венецианского сената, послы городов Милана и Флоренции и герцога Феррары.

Московские послы, которых ввел и представлял Джан Баттиста делла Вольпе, шли, низко кланяясь, подталкивая друг друга, заботливо втащили и положили к апостольским ногам подарки - золотую соболью шубу и ворох собольих сороков из Югорской и Сибирской земель, нежных, золотистых, сохранивших отблеск северных сияний.

Папа в краткой, но энергичной речи превознес великого князя Ивана за то, что он обращается теперь не в погибший Константинополь, а сюда, в Вечный Рим, к нему, к папе, прося у него себе в жены столь достойную деву…

- Эта христианка - дочь деспота Пелопонесского - торжественно заключил папа Сикст IV, - поистине дочь Апостольского Престола и коллегии кардиналов, ибо она давно воспитывалась здесь за счет церкви… И да совершится безотлагательно предварительное обручение девы Зои с послом великого князя Москвы в нашем храме князя апостолов святого Петра!

О, как была освещена ватиканская базилика по такому торжественному случаю. При обручении присутствовал весь Рим - все высокое итальянское и византийское общество. Блистающие красотой женщины Возрождения окружали красивую, сильную, хотя несколько полную Зою. Сюда собрались патрицианки Рима, Флоренции, Милана, Сиены во главе с Клариссой Орсини. Тут же была Катерина - «самая несчастная из королев» с тех пор, как турки захватили ее государство - Боснию, и кормившаяся у папского престола со своими четырьмя верными девушками, ушедшими с нею в изгнание, - с Павлой, Еленой, Марией и Праксиной. Тут была великая Анна Истара, невеста-вдова погибшего последнего царя Константинопольского Константина, которой было пожаловано имя Палеологов. Нa вывезенные счастливо сокровища эта деспотисса откупила у города Сиенны развалины замка Монтекутто и, отстроив их, основала там маленькое свободное греческое государство…