Майк Гелприн - Пи*арас

Потом на коленях просил прощения, обещал, клялся. И думал о том, что и без того худые до прозрачности Зинины руки стали ещё прозрачнее.

Пролетела неделя, за ней просквозила другая, промчалась третья. Приезжали Зинины матери, тощая и вертлявая Ж-мать и жирная грудастая М-. Сулили Яну деньги, потом грозились, вновь обещали озолотить.

– Гнилой пидор, – сказала на прощание М-мать. – Чтоб ты издох.

– Отсосёшь, пидорок? Двадцать монет. Ладно, даю двадцать пять.

– Нет, спасибо.

– Давай тогда в дупло? Семьдесят монет. Или хочешь, засади мне – плачу сорок. Или и то, и другое за сотню.

А ведь это вариант, думал Ян отрешённо. Перетерпеть унижение и боль. Заснять на камеру, у этого гада наверняка есть. И прислать Зине по почте. Боже, какая всё-таки гнусность.

– Спасибо, – сказал Ян.

Он внезапно увидел, нашёл выход. Его передёрнуло – неужели выход нашёлся благодаря этому скоту?!

– Так что, пидор, сговорились за сотню?

Кровь бросилась в лицо. Терпеть и заискивать стало вдруг не нужно.

– Пошёл нахер, урод, – сказал Ян. – Понял, сука?

Натурал заморгал, попятился. Порысил, озираясь, прочь.

Через день Зина ушла. Не сказав на прощание ни слова и не оставив записки. Вечером Ян сидел на её месте – за кухонным столом, напротив входной двери. Вбирал оставшееся от неё тепло. Долго сидел, до полуночи. Затем вышел из нетопленой косорылой избы наружу.

Плакал дождь. Ян, запрокинув лицо, ловил струи губами.

В полусотне шагов слева скрипнула дверь, послышался хлюпающий звук шагов.

– Хочу тебя, – Рита улыбалась, смотрела на Яна из-под опущенного на лоб капюшона. – Впустишь? Или пойдём ко мне?

– Нет, – сказал Ян. – Ни к тебе, ни ко мне. Извини.

Рита отступила на шаг, споткнулась, едва не упала, улыбка слетела с лица.

– Ты же сказал… Если она нас увидит… Ты… ты…

Ян отвернулся. Закусил губу. Не ответил.

– Эх, ты, – в спину ему крикнула Рита. – Эх, ты, пидарас.

Ян побрёл от неё прочь. Дождь плакал. Слезинки дождя стекали к губам.