Майк Гелприн: Пи*арас

Рита на секунду замерла. Алекс ушёл, и пора бы к этому привыкнуть. Она знала, что он уйдёт, не думала лишь, что так рано, через полгода после того, как сошлись. На секунду Рита представила, что это означает – «ушёл», и каково ему сейчас. Наверняка придётся ложиться под какую-нибудь гниду, чтобы доказать лояльность. А скорее, уже пришлось. Рита стиснула зубы от боли и гнева. Алекс был слабаком и истериком, она понимала это, но всё равно жила с ним – с кем-то же надо жить. По крайней мере, не с похотливой сучкой-натуралкой, любительницей промежностей и влагалищ.

– Эй, пидорша.

Рита разогнула спину, обернулась. Старуха, оскалившись вставной челюстью, пристально разглядывала её.

– Полижешь мне? Дам сорок монет.

Рита вздрогнула, её едва не вывернуло прямо на пол.

– Спасибо, нет.

– Моя-то уж десять лет как померла, – будто оправдываясь, забормотала старуха. – Я уж и забыла, как это бывает.

– Это бывает отвратительно, – жёстко сказала Рита. – С теми, с кем бывает. Почему бы вам не пригласить натуралку?

Старуха не ответила, но Рита прекрасно знала и без неё. Услуги натуралки обойдутся монет в пятьсот, а с учётом специфики клиентки, наверное, и дороже. Эта сволочь лучше задавится, чем расстанется с такой суммой.

– Ты красивая, – с сожалением прошамкала старуха. – Я когда-то тоже была красивой.

Врёшь, ведьма, отчаянно думала Рита, с ненавистью надраивая пол. Врёшь. Никогда ты не была красивой, никогда. Всю жизнь оставалась безобразной уродливой дрянью. Что на лицо, что внутри.

– Зина…

– Да, милый.

– Тебе надо вернуться.

Ян говорил эти слова не в первый и не в десятый раз. Вернуться. Обе матери ждут, обе целеустремлённые, успешные. И потом, у Зины были однополые контакты. До него. Бессмысленные и бестолковые, из любопытства. И – даже не разочаровавшие, а оставившие равнодушной, словно ресторанный танец с незнакомой разовой партнёршей. Так или иначе, Зина может вернуться. Найти себе подругу, получить разрешение на рождение дочери, а то и двух. Их заботливо выходят в инкубаторе, а не заберут в интернат для детей с плохой наследственностью, как случилось с их первенцем, которого Ян и разглядеть-то толком не успел.

– Я останусь с тобой, милый.

Ян вздохнул, поднялся. Сколько они ещё так протянут? Год? Два года? Три? Иногда Яну хотелось проклясть любовь, которая несмотря ни на что не желала, упорно не желала умирать. Не будь любви, Зина могла бы…

Он не додумал. Не будь любви, он бы давно наложил на себя руки. Зина – всё, что у него есть. Всё, что заставляет изо дня в день корёжиться, надрывая жилы и душу, дёргаясь от унижения и от поганого, прилипшего к нему, к ним всем, слова «пидарас».

Когда-то натуралы были в меньшинстве. В школе учили, что это привело к бесконтрольному увеличению рождаемости, затем к перенаселённости и, в результате, к насилию и войнам. Потом, однако, природа стала брать своё, а натуралы рождаться чаще и чаще. Их стало больше. Ещё больше. Ещё. Потом их стало большинство.

Мир изменился. Согласно учебникам – кардинально и к лучшему. Хапнув власть, натуралы не повторили ошибок предшественников-пидарасов. Вся и всяческая толерантность к отклонениям была объявлена проблемой номер один. С отклонениями стали бороться, больных насильственно лечить, а при невозможности вылечить – уничтожать. И лишь через много лет неизлечимые получили послабление – когда выяснилось, что пидарасов вполне рентабельно использовать на неквалифицированных тяжёлых работах, а особой опасности для общества они уже не представляют.

Рита разложила на столе скудный ужин. Четверть хлеба, вялый огурец в трещинах, головка лука, пара яиц. Ей хватит, и ещё столько же останется назавтра. Чай есть, правда, без сахара, зато имеется сто грамм застарелой карамели.

Нужно найти человека, устало думала Рита, надкусывая огурец. Я не выдержу, не сдюжу одна. Не сумею.

Можно, конечно, вернуться. Превозмочь отвращение, брезгливость и ненависть. Найти сладкую мамочку, лучше с м-наклонностями, тогда, по крайней мере, не придётся активничать в постели.

Только дело ведь не в этом. Подавить себя и терпеть ежедневные изнасилования она сумеет. Физически. А вот как жить с осознанием, что ты – шлюха.

Рита смахнула со стола крошки, поднялась. Ей двадцать восемь, стройная, голубоглазая, привлекательная. Пускай она огрубела, пускай нищета и каждодневные унижения покорёжили её, потёрли, обабили. Пускай цена ей две монеты в час, примитивные автоматы и роботы обходятся дороже. Но…