Ангелина Прудникова - Твёрдость по Бринеллю

Теткам тогда в деревню втроем пришлось уехать, да, может быть, оно и к лучшему, а то за работой-то дело и до скандала могло дойти — всяк ведь из них сам себе мастер, указчиков не терпит ни одна, а указывать каждая любит.

Через неделю и Анна с матерью собрались — как раз на родительскую субботу попали. Погодка как по заказу стояла, правда, неприятности ждали их на месте, в деревне: враг «номер один» — комары, и враг «номер два» — крапива. Ну, Анна-то знала, куда отправлялась: предусмотрительно брюки и рубашку с длинным рукавом наладила. И вообще — приготовилась все стойко перенести и стерпеть: слишком велико было желание в деревне побывать и вновь самой всего заветного коснуться. А комары и крапива — это, конечно, обязательно будет… Ведь там, куда они собрались с мамой и маленькой Юлькой, деревни уже никакой не было. Название в памяти людской еще осталось: Ластокурья, а деревни — не было. И дом бабушки Анниной, пустовавший без хозяев, давно сгорел — сожгли его по пьянке или из хулиганских побуждений то ли горе-охотники, то ли подгулявшая молодежь…

Анна помнила, как однажды она своим новеньким фотоаппаратом во всех ракурсах снимала этот большой, красивый дом, построенный по старинному городскому — Архангельск близко! — образцу. Дом в то лето как раз покрывали черепицей дядья. И их — молодых и веселых, дружно обнявшихся Николая и Виктора — она тогда сфотографировала… На память. А осенью, в тот же год, дом спалили. Так уж не сглазила ли Анна его своим фотоглазом?

На другой год она с двоюродниками — сестрами и братьями — приезжала еще раз туда, посмотреть на пепелище и ужаснуться: увидела груды кирпичей на месте трех печей, несколько железных остовов кроватей да разноцветные слитки расплавленного стекла… Все остальное: старинная мебель, посуда, иконы, прялки, утварь, рыболовные снасти, множество фотографий нескольких колен многочисленной родни — бравых солдат с шашками наголо, барышень в высоких сапожках, бесценные фотопортреты всех членов семьи — все испарилось. И крапива, жгучая крапива в человеческий рост уже поглощала остатки пепелища. Уцелела от огня только баня — почти новая, недавно срубленная, до нее огонь как-то не дотянулся. Ну, банька — она и есть банька. Да к тому же черная…

Ночевали они тогда в чужом — тоже пустом — доме, одном из четырех, оставшихся еще в деревне, точнее, ночь провоевали с комарами, которые нахально лезли в разбитые окна: меж густой и высокой травы, заполонившей деревенские улицы, их развелось великое множество; а наутро ушли из пустой деревни назад, и — Анна посчитала — десять лет, десять долгих лет она в том краю не была.

Дом ей очень часто снился. И дом, и его окрестности. Только всегда это был не тот светлый дом, каким она его знала, а — таинственный, с множеством незнакомых темных уголков. И в этих уголках Анна находила во сне очень много диковинного: то старинные книги, то иконы, а то и невиданные сокровища, но перенести эти находки из сна в явь она никак не могла; это бессилие ее мучило, а сны повторялись и повторялись.

Поля и перелески, окружавшие дом, представлялись ей в сновидениях не менее таинственными: все пространство вокруг деревни было покрыто густыми, тенистыми, невиданными лесами, берег речки был высок и скалист, и она текла по одному, а не по двум рукавам; много невиданных и крупных ягод, огромных пестрых цветов росло по ее берегам, в воде кишели незнакомые огромные рыбины… Анне всегда хотелось уйти все дальше и дальше по берегу реки или по тропинке леса, и она — из сна в сон — уходила все дальше и дальше от дома и там открывала все новые и новые тайны, а ускользающая сень леса все больше и больше манила ее…

Анна очень любила этот дом — он был частью ее, она была частью его. Лучшие воспоминания детства были связаны с ним… Но с годами он начал приобретать в ее сознании не только таинственную, но и какую-то темную, зловещую силу. Дом словно был заговорен или проклят кем-то: слишком много смертей витало вокруг. И сны о доме стали пугающе-зловещими: то его заполняли мертвецы, то оборотни, а в окрестностях его появились темные всадники…

Все беды и несчастья начались с того, что, внезапно и неожиданно для всех, в доме повесился Аннин дед. Возможно, не так уж и беспричинно. Жил он тогда в доме один, ждал на выходные в гости семерых своих детей-горожан с «чады и домочадцы» да бабку свою, загостившуюся в городе; не дождался и — нашел успокоение в петле, оставив теплые щи в печи да целую флягу браги для гостей… Может, с тех пор и пало проклятье на дом? Мать Анны, в подтверждение этому, не раз вспоминала свой вещий сон: приснился ей тата, уже покойничек. Будто бы видит она его в родном дому, и подает он ей большой такой ключ, вроде бы от дома. «Спрячь, — говорит, — его вот здесь, за трубой, или тут, под порогом. Я еще буду сюда приходить…» Со слов матери выходило, что все это не к добру и надо ждать новых бед. Так, конечно, и оказалось.