Сергей Дигол - Мои пыльные ноши

В подвал химчистки я спускаюсь с мыслью о том, что неплохо бы нахмурить брови, поэтому губы мои поджаты, а глаза, вероятно, задумчивы. Брови я все–таки хмурю, словно демонстрируя свое недовольство листку, безуспешно пытающемуся прикрыть собой — крошкой на дверном стекле — тетку–приемщицу за столом–прилавком.

ДЕВУШКА СНИМЕТ КВАРТИРУ.

На листок я щурюсь семь секунд, специально отсчитывая мгновения, достаточные, на мой взгляд, для того, чтобы женщина в синем халате не сомневалась в том, что по какой–то причине информация меня заинтересовала. А еще — убедить ее в том, что в первый раз объявление я не заметил. Открываю дверь и слышу равномерный стрекот швейной машинки, в сторону которой стараюсь не смотреть

— А мы уже отдали в чистку, — говорит приемщица, поднимаясь.

Напрасно я так конспирировался — у тетки срабатывает своя программа, в сравнении с которой даже новость о конце света не приоритет. Алгоритм ее программы прост: ни за что не возвращать двести тридцать леев, уже уплаченных мной за пока не выполненную работу.

— Меня радует ваша оперативность, — не удержавшись от взгляда вправо, замечаю я свой ковер, не сдвинувшийся и на миллиметр от стены, к которой я его прислонил.

— Я же вам говорила, будет готов через двенадцать дней, — насупившись, но не покраснев, говорит тетка.

— Да я собственно… — небрежно взмахиваю рукой я, давая понять, что не за тем вернулся. — Подушки в чистку берете?

Хмурость на некрасивом лице приемщицы смягчается, как курага в кипятке.

— Ну а как же? — с веселым возмущением отвечает она.

— У меня штук пятнадцать наверное, — вру я.

— Да хоть сто, — так же неискренне радуется тетка.

Кивнув, я разворачиваюсь и, открыв дверь, небрежно киваю на листок.

— Кстати, вам еще интересно?

— Квартира? — раздается за спиной голос тетки.

Машинка продолжает невозмутимо стрекотать.

Выдержав секундную паузу, словно чтобы набрать побольше воздуха в легкие, приемщица перекрывает шум машинки:

— Корнелия! — слышу я и, признаться, вздрагиваю.

Машинка же стихает беспрекословно.

Ммм, Корнелия…

Свое томительное воспоминание я разбиваю сам. Щелкнув замком собственной квартиры, тоже двухкомнатной, но с тещей, двумя сыновьями и женой, беременной третьим ребенком.

Футболка и шорты давно — и предательски — высохли, и теперь с деланной невинностью то и дело прилипают к покрывающему все мое тело непрочному клею, в который, высохнув, превратился заливавший меня пот.

— Ты где пропадал? — выпятив живот как дополнительный аргумент обвинения, выходит в прихожую Лиза. В ее голосе нет и толики беспокойства, ничего, кроме дымящегося фитиля гнева, что, впрочем, не является для меня неожиданностью: вообразив меня жертвой несчастного случая, она бы раскалила звонками мой мобильный телефон, который весь этот час, пока я с Корнелией улаживал вопрос ее заселения, послушно молчал, словно опасался навредить намечавшейся сделке. Вопрос Лизы — совсем из другой оперы: она окончательно добивает свое испорченное моим долгим отсутствием настроение, чтобы одним махом улучшить его, возродить как птицу Феникс из пепла.

А заодно и вынести мне не подлежащий апелляции приговор.

В процессе надо мной участвует вся семья. Стоит мне открыть рот, — внезапный визит в химчистку сотрудников санэпидемстанции избирается из трех более–менее правдоподобных версий в качестве основного объяснения, — как на помощь маме спешит наш старшенький, пятилетний Максим. Он уже вернулся из садика (разумеется, теща привела) и теперь виснет на моей шее, слишком остро напомнив позвоночнику о двух обрушившихся на него за последние двое суток напастях: сегодняшнем ковре и вчерашнем мешке с картошкой, спуская который в подвал, я едва не переломил хребет ударом о чертовски узкий квадратный проем, ведущий в наше продуктовое подземелье.

— Папа! — вопит сынишка, и я невольно морщусь. Два пацана в квартире и одна девчонка — если не соврал узист — в животе супруги не приучили меня к тому, что отец — это я. Подчас мне даже хочется обернуться, чтобы увидеть за спиной собственного отца. Ведь это он, черт возьми, папа, я‑то тут при чем?

С трудом оторвав от себя Максима, который все же не отстает и тянет меня, — теперь уже за руку, — в детскую комнату. В сотый, должно быть, раз посмотреть на огромную модель самолета, подарок Лизиного шефа. Самолет огромный, семьдесят пять сантиметров в длину, достоверная модель пассажирского Airbus‑320. Мне такой не по карману — я не о настоящем самолете веду речь. Поэтому моя благодарность шефу супруги имеет оборотную сторону, особенно после того, как он пообещал Максиму, небрежно, словно вытирая ладонь, гладя ребенка по голове, что аэропорт ему купит папа. Я то есть.