Юрий Хвалев: Я умираю за Родину, за тов. Сталина, за тов. Блэкмора, за... маму

В голове была каша. Я, молча, сидел и доил козу. Молоко монотонно сливалось в миску. Я, как собака, облизывал руки. Молоко пахло детством, материнской грудью, будущей новой жизнью.

— Так, всем спать, — скомандовал лейтенант. — Юр, ты ляжешь с бабкой, а я с Сергеем. Подъем в пять, будем готовить побег. Всё, всем спать. Отбой!

Немного посуетившись, мы легли спать; бабка к стенке, я на край. Сон пришёл быстро.

Это мой сон (дубль один).

«Сергей, мой товарищ, ехал на лыжах вместе с Катькой «1», тандемом, сзади. При каждом движении Катька «1» высовывала язык и блеяла, как коза:

— Бле, бле, бле.

Катька «2» тоже ехала на лыжах, но была одна. Я бежал за ней по сугробам босиком и кричал:

— Стой!

А она, ехидно улыбаясь, показывала мне язык и кричала в ответ:

— Бля, бля, бля.

Вдруг у меня выросли крылья, взмахнув ими, я полетел. Ещё немного и я догоню её. Я уже встал на лыжи сзади, и, обхватив Катьку «2», напряг все свои члены…»

— Рота, подъем!!

Я вскочил и ринулся в темноту, ударившись головой о железную дверь, кубарем покатился обратно.

— Рота, выйти строится!! — орал лейтенант.

— Лейтенант, ты чего орешь?! — завопил я, потирая ладонью голову. — Куда строится?

— Ай–я–яй, — уже спокойно сказал лейтенант. — Ты посмотри, что радист делает?

Я повернулся и посмотрел в угол. В углу, положа одну руку на портрет нарисованного старика, спустив штаны и сверкая голым задом, Сергей–радист второй рукой делал характерные движения онаниста.

— Ты что, пидэр, делаешь?! — увидев руку Сергея, упирающуюся в портрет, закричал лейтенант. — На товарища Ленина дрочишь?! Застрелю, сука!!

Лейтенант подскочил к Сергею–радисту, и, сбив его с ног, начал топтать ногами.

— Лейтенант, успокойся! — кричал я, — Ты убьешь его! А ему ещё нужно принять шифровку от товарища Сталина.

Лейтенант, как ошпаренный отпрыгнул от радиста, и, смахнув рукавом с лица пот, застонал:

— Братцы, простите. Убейте меня, я предал товарища Сталина.

«Да, это похоже на сумасшедший дом», — подумал я.

В углу, свернувшись калачиком, словно маленький щенок, скулил Сергей–радист.

— Всем спать! — закричал я. — Завтра ровно в пять будем рыть подкоп. Все. И коза тоже.

Немного посуетившись, мы легли спать. Я лег к стене, а бабку положил с краю. Сон пришел быстро.

Это мой сон (дубль два).

«За мной босиком по сугробам бежал мордастый офицер и кричал:

— Стой, дурак, записывайся в армию фюрера, там тебя вылечат!

Я, как только мог, быстро ехал на лыжах. Рядом со мной тоже на лыжах ехала коза. Она показывала мне язык и блеяла:

— Что, кулацкий выкидыш, напился моего молока, теперь козленочком станешь. И в армию, и в армию, и в армию пойдешь.

Я достал из кармана огромный фиг и показал им:

— Во! Вам!

У мордастого офицера вдруг выросли крылья. Сделав ими несколько взмахов, он догнал меня. Встав на лыжи сзади, начал стаскивать с меня штаны…»

— Люди добрые, помогите!!

Этот крик, как ударная волна сбросил меня с топчана.

— Чего случилась–то опять?! — часта моргая глазами, и пытаясь прогнать сон, спросил я

— Этот ирод, мою козу насилует! — кричала бабка.

Я подбежал к Сергею–радисту и стал оттаскивать его от козы. Коза словно приклеилась и волочилась за ним. Когда их всё–таки удалось расчленить, коза накинулась на меня и начала бодаться.

— Эй, лейтенант, ты чего не помогаешь? — спросил я, отгоняя от себя козу.

Лейтенант, держа в руке кусок бумажного серпантина, сидел в углу и плакал.

— Лейтенант, ты чего?

— Вот, шифровку получил от товарища Сталина, — вытирая слезы, сказал лейтенант. — Товарищ Сталин пишет, чтоб мы сидели тихо и никуда не бежали. У него у самого все тюрьмы переполнены. Нет свободного места.

— И сколько нам здесь сидеть, а, лейтенант? — спросил я.

— До полной победы Красной армии, — гордо ответил он.

— А–а–а, — значит пожизненно.

Я подошёл к бабке, которая стояла на коленях в углу и молилась.

— Бабушка, пожалуйста, научи меня молиться, — попросил я.

— Вставай на колени рядом. Вот так.

— Тепереча крестись и повторяй за мной.

— Как креститься? Я не умею.

— Возьми пальцы правой руки, как будто берёшь шепотку соли. Вот так, вот так. Тепереча кланяйся. Вот так, вот так.

Шевеля губами и повторяя за бабкой все услышанные слова, я молился.

Когда в камеру вошел мордастый офицер и солдаты, я все ещё стоял на коленях и молился.

— Ну что бабка, пошли, мы тебе пив–пав сделаем, — ехидничал мордастый.