Мераб Элиозишвили: Ожидание

Электровоз промчался мимо, я опять иду по штреку. Шахта освещена. Гудят мощные вентиляторы. К их шуму примешивается громыхание водокачки. Словно огромный слон, сунула она хобот в яму, где набирается с шахты грязная, холодная вода, и выхлебывает ее оттуда. Пусть выхлебывает, шахта будет еще красивей, еще чище…

Вот и забой показался. К шуму водокачки и вентиляторов прибавляется теперь скрежет отбойных молотков. Я чувствую, как силы приливают ко мне. Ведь там не просто грохот и скрежет — там слитый гул несметных человеческих голосов, бой барабана над колоннами, штурмующими скалу. Истерзанная скала стонет от этого гула, со лба, с груди ее рушатся оземь глыбы. Но и здесь недолго им оставаться. Трехтонная махина острозубым ковшом сгребает это добро, потом откидывает жилистую железную шею, бьется стальными рогами о вагонетки, а те, с помятыми боками, дрожат, как в лихорадке, от свалившегося в них груза. Но я уже не дрожу, я не боюсь.

Я иду за вагонеткой дальше и лопатой забрасываю в нее осыпавшиеся куски породы. Лопата слушается меня, не натыкается теперь на стальные прокладки возле рельс. И я теперь не нажимаю на нее изо всех сил, только подталкиваю ее немного правой коленкой, и совковая лопата наполняется до краев. Наполняется и снова пустеет, наполняется и пустеет. Я оглядываюсь вокруг, но на запыленных губах уже не сверкают белозубые улыбки, никто не смеется надо мной.

Время от времени я посматриваю наверх; это необходимо, так делают опытные шахтеры, так делаю и я. Бывает, что подрубленная глыба нависает прямо над нашими головами, готовая вот-вот сорваться. Тогда мы оставляем работу, берем легкие длинные металлические ломики и вышибаем ими расшатавшиеся зубы скалы. А потом снова хватаем лопаты, снова идем за трясущимися вагонетками. Снова капает на меня сверху холодная, грязная вода, только теперь она почему-то сразу испаряется на моей горячей шее. Потом мы толкаем к электровозу полные вагонетки, толкаем вдвоем, а не втроем. И я больше не облокачиваюсь на вагонетку…

Постепенно я привык держать в руках и отбойный молоток. Хочешь поработать по-настоящему — вот и работай отбойным молотком! Весит он больше тридцати килограммов. Да разве дело в весе: помню, в десятом классе мы тренировались, поднимая двухпудовые гири. На первых порах, как поработаешь денек отбойным молотком, после смены и не слышишь ничего, ходишь, как глухой. Руки до того тяжелеют от усталости, что не знаешь, куда их деть: вроде, в карманы хочется сунуть, а сунул — нет, кажется, лучше уж вытащить, пусть так поболтаются. Недели две только и делаешь, что тянешь руки то в карманы, то из карманов.

Меня Гигла научил обращаться с отбойным молотком. Ну, и молодчина этот Гигла! Он бригадир нашей смены. Наша бригада — комсомольская. А в первый-то день все ребята показались мне стариками.

Никто не может лучше Гиглы пробурить верхний пласт забоя. А это самое сложное. Стоишь на сколоченных на скорую руку дощатых подмостях. Один их конец упирается в груду выработанной породы, другой — прямо в скалу. А бывает, что высоты подмостей оказывается недостаточно, надо еще руки поднять над собой. Вот в таком положении и держишь двухпудовый отбойный молоток. Правда, можно установить его на металлическую подставку-двуножник, но попробуй-ка, понадейся на нее! Как включишь отбойный молоток, как затрясется он, и ты вместе с ним, словно выставили тебя нагишом на тридцатиградусный мороз!

Гигла пока разрешает мне бурить только нижний пласт забоя, да и то всю смену от меня не отходит, можно сказать, на пару со мной держит мой молоток.

В рабочее время Гигла молчалив. Случается, что за смену и двух раз со мной не заговорит. Я даже подумал было, что он вообще не очень-то умеет складывать слова в предложения, но скоро убедился, что ошибся.

На прошлой неделе у нас на участке состоялось партсобрание. Зал в клубе был полон народу. Первым выступил начальник участка.

На прошлой неделе у нас на участке соуправлении… — говорил он.

Гигла сидел рядом со мной. На нем был новый костюм. В руках он держал блокнот и что-то в него записывал. Я очень хотел посмотреть, что же он пишет, но его огромный кулак закрывал от меня блокнот.

Начальник участка говорил с паузами: на нашем участке было запланировано столько-то метров проходки… столько-то метров выполнено… столько-то осталось…

Гигла поднял руку, попросил слова. Пока председательствующий заметил поднятую руку Гиглы, я успел заглянуть в блокнот. Гигла, оказывается, нарисовал стоящего на трибуне начальника участка, а внизу подписал: «140 кг. Сверх плана — 20 кг». Сперва я забеспокоился, как бы кто не увидел эту карикатуру и не сказал начальнику, неудобно все-таки. Я даже толкнул Гиглу, но тот, не оглядываясь, пошел к трибуне.