В отличие от лекций (например, о Декарте или Прусте), на которых присутствовали слушатели и с содержанием которых можно было познакомиться затем на основе магнитофонных записей (в настоящее время изданных), текст этой книги, посвященной философии науки, существующий в двух машинописных экземплярах, практически никому не известен и публикуется впервые. Он был написан в середине 70-х годов, когда Мераб Константинович Мамардашвили (1930–1990) работал в Институте истории естествознания и техники. Суть проблемы, которая интересовала в те годы М.К.Мамардашвили, можно передать словами Ф. Ницше. В предисловии ко второму изданию своей знаменитой книги «Рождение трагедии», еще не утратив чувство юмора и самоиронии, Ницше писал: «То, что мне пришлось (в ней) схватить… — проблема рогатая, не то, чтобы непременно бык, но во всяком случае новая проблема; теперь бы я сказал, что это была проблема самой науки [речь идет о филологии. — Ю. С.] — наука, впервые понятая как проблема, как нечто достойное вопроса». И задавал этот вопрос так: «А… наша наука, — что означает вообще всякая наука, как симптом жизни?» [1] Ницше Ф. Соч. в двух томах. Составление, редакция изд., вступ. ст. и примеч. К. А. Свасьяна. Пер. с нем. М.: Мысль, 1990, т.1, с. 49.
Но поскольку М. К. Мамардашвили интересовала наука XX века, и он отнюдь не был склонен рассматривать ее в медицинских терминах (выражаясь его словами, он видел в науке «событие жизни»), его исследовательская стилистика и пафос — нейтральны и ориентированы при этом на естественноисторическое описание сознательных явлении. Говоря коротко, я бы выразил его подход к анализу науки в этой книге следующим образом.
С одной стороны, он предполагает восприятие природного мира как космического чуда порядка, непостижимого для человека, а с другой — такое отношение к нему, когда не меньшим чудом может стать его постижимость, опосредованная научным (или художественным) познанием. Но в любом случае (как, например, в случае Эйнштейна, который считал, что никакая научная теория «не приближает нас к тайне Самого», так и в случае Бора — известного оппонента Эйнштейна), обе эти традиции, свидетельствующие, по мнению М. К., о духовной связи человека с миром, в равной степени позволяют ученому пережить в какой-то момент чувство целостности мира. «Стрела познания» — не только необычная, написанная в жанре последовательно формулируемых и часто развернутых тезисов, но и трудная книга. Во всяком случае, сознавая, очевидно, это обстоятельство, фактически сразу после окончания работы над ней, М. К. начинает писать статью (см. Приложение), в которой пытается вновь изложить главную идею книги, а также — спустя несколько лет! — меняет ее название. Вместо прежнего «Набросок естественноисторической теории познания» с подзаголовком (так в рукописи) — К «трактату о развивающемся знании» появляется новое: Стрела познания (Набросок естественноисторической гносеологии). Судя по всему, это было вызвано двумя немаловажными вещами. Во-первых, явным желанием внести большую ясность и подчеркнуть, уже на уровне заглавия, что его книга посвящена проблеме необратимости акта познания (в духе идей Ильи Пригожина, известного Нобелевского лауреата по физике). А во- вторых, самой выразительностью нового названия, перекликающегося с поэтической фразой О. Мандельштама: «Мысли живая стрела», — которую он собирался (как об этом свидетельствует карандашная пометка на заглавном листе первого экземпляра рукописи) взять в качестве эпиграфа к книге. Я же, чтобы облегчить читателю восприятие содержания книги, решил включить в нее при издании один из неопубликованных докладов М. К. на близкую тему, отредактированный им, в виде Введения, а также упомянутую статью — «К пространственно-временной феноменологии событий знания» и свое Послесловие к ней, которые были напечатаны в журнале «Вопросы философии» (№ 1, 1994). Текст книги издается по первому экземпляру рукописи (хранящейся у сестры философа, Изы Константиновны Мамардашвили) с сохранением авторского синтаксиса, знаков препинания, курсивных выделений и с включением более поздних, небольших авторских вставок (как правило, карандашом), которые были, видимо, внесены при ее просмотре в 80-е годы.
Естественноисторическое описание сознательных явлений Принцип и идеал рациональности, ее, так сказать, понятие тесно связаны с некоторыми определениями сознания, его космологически постулируемыми свойствами.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу